Он подошел к двери Толькиной комнаты и легонько постучал:

– С добрым утром, барышня. Почтите уж нас своим присутствием как-нибудь. Пожалуйста.

Вот же, отшельник, а учтивости где-то нахватался. Чудеса.

Скоро заспанная и чуть растрепанная Августа вышла из комнаты, с опаской косясь на маячника, обошла его как-то сторонкой и встала рядом с Толиком.

– Не бойся, это Потапыч. Мы с ним товарищи, он не обидит.

– Здравствуй, Потапыч, – сказала Августа и протянула вперед руку, так же, как Толик ей вчера, – простите, я не знала, что здесь кто-то еще живет. Очень болит голова.

Потапыч аккуратно пожал ее руку, а сам смотрел так, как смотрят на что-то в микроскоп – пытаясь изучить и допытаться. И Толик почувствовал это: что-то изменилось за ночь. Когда Августа подошла, раздался все тот же призрачный запах – сладко-тинный, который нельзя было спутать ни с чем другим. Неужели запущен какой-то процесс, неужели нет другого выхода, кроме как с корабликом в воду?

– Я сделаю тебе чаю. И завтрак. Хочешь яичницу? – отринув неприятные мысли, Толик засуетился у плиты. Августа села за стол и стала отрешенно смотреть перед собой, обняв себя за плечи, будто защищаясь от холода или от какого-то зла.

Потапыч все хмурился и топтался на месте – обдумывал что-то, наверное. Но чего тут думать? Вдруг это второй шанс, а они их всех в воду – дело ли? Мысли в голове у Толика затеяли безумную пляску – нужно что-то решать, и быстро.

– Толик, – нарушил тишину маячник, когда тот как раз разбил несколько яиц в сковородку, там сразу зашкварчало.

Он обернулся. Потапыч молча указал на гостью. Под носом у нее растекалось пятно – как будто пошла кровь, но густая и почти черная. Августа все так же сидела, глядя перед собой, но вот капля упала на клеенку – тягучая, тяжелая.

Девушка в испуге отшатнулась.

– Что это? Что со мной такое? – Она вытерла рукой под носом, только размазав все по лицу. – Что это… Толик? Как же болит голова…

– Чтоб тебя, Толя! – зарычал Потапыч. – Сказал же – не место им здесь!

Маячник скоро и гневно стал собираться – обулся, нацепил куртку, шапку. Он топал и сопел, как старый морж, – Толик же все смотрел и смотрел на Августу молча, не шевелясь.

– Кораблик сделал? Давай!

Он взял со стола и протянул Потапычу кораблик, разукрашенный в цвета ночного неба и сияния – темно-синее, зеленое, голубое. Больше он ничего не мог.

Потапыч тем временем снял с вешалки куртку Толика, угомонил свой гнев и тихонько подошел к девушке, аккуратно набросив одежду на ее плечи.

– Тише, тише, дочка, не бойся, – завел он привычные речи, – все происходит так, как должно, а самое плохое позади. Сейчас ты сядешь на кораблик и отправишься в хорошее место, там больше нет никаких бед, все самое плохое уже закончилось. Давай, пойдем.

Продолжая убаюкивающе бормотать, не останавливаясь ни на мгновение, Потапыч медленно повел Августу к выходу. Она не сопротивлялась, лишь пару раз всхлипнула и шагала, как во сне. И даже не посмотрела на Толика, уходя, будто и вовсе забыв о его существовании.

Они вышли за порог, хотя там еще только-только начинало смеркаться – достаточно ли этого, можно ли днем? Или непременно должна стоять ночь? Толик не знал. Он выключил огонь на плите, где в сковородке уже подгорела яичница, тяжело опустился на стул и обхватил голову руками. Пахло жареным и сладкой тиной – невыносимо было вдыхать это снова и снова, но не дышать он не мог. С каждым вдохом в него проникала какая-то тягучая вина, заполняя собой мысли и чувства. Чуть было не натворил бед.

Потапыч вернулся спустя какое-то время, привычно запустив холодного ветра в дом, – запах чуть ослаб. Смотритель был один.

– Получилось? – спросил Толик. – Отправил?

– Отправил, – маячник брякнул на стол это короткое слово, будто оно было кухонным ножом. Да уж.

– Потапыч, я не знал.

Ну правда же, не знал.

– Ладно, – смягчился смотритель, – все хорошо, что хорошо кончается. Помаялась барышня, ну ничего, теперь всё на своих местах. Не знал ты, не знал. Не терзайся.

Толик только вздохнул. Настенные часы щелкали, отбивая секунды – тик-так, тик-так. Проходит время. Интересно, а ему когда-нибудь тоже понадобится кораблик?

– Очень уж я хотел, чтобы был второй шанс, наверное.

– Может, и так. А может, это он и есть, шанс? Чтобы вот так, на кораблике – и в небо? Почем тебе знать? Вдруг там и правда лучше? Или нет. Не знаю. Не философ я, чтобы во все эти сферы непонятные тянуться. Просто делаем свое дело, Толя. Вот и все.

Просто делаем свое дело. Да.

* * *

Через неделю на дороге перед маяком снова затарахтел внедорожник. Практика в Заполярье закончилась, пора было возвращаться в тепличную Москву. И хочется, и не хочется – север крадет душу похлеще сияния, да и не лоскуток вовсе, а всю, до последнего всполоха.

Они стояли около автомобиля – урчал мотор, готовился к броску через неприветливую тундру.

– Прощай, Потапыч.

– Еще увидимся. Береги себя, Толя.

И не успел Толик погрузить в багажник свой чемодан, как смотритель уже пошел обратно к дому. Не обернулся, не помахал рукой – пустое. Большой и неотвратимый, как ледокол «Потапыч», будто и не человек вовсе. Хотя нет, уж он-то точно человек, да еще какой. Человек-маяк.

– Ну что, двинули? – водитель уже забрался в машину и потирал раскрасневшиеся на морозе руки.

Над головой кричали чайки, где-то внизу раскатывались волны и неласковый голос ветра звенел в ушах. Тундра. Устраиваясь на пассажирском сиденье, Толик уже знал, что сделает однажды. Быть может, не сразу, а после того как повидает и другую жизнь. Но сделает непременно. «Прошу принять на должность: смотритель маяка, п. Китовый, Мурманская обл.».

Цветы на песке

Саша открыл глаза. Солнечное утро окрасило комнату в оранжевый цвет. Оно гуляло по смятому одеялу, шуршало шторами – ветер баловался через приоткрытое окно. Слышался запах цветов. Саша припомнил, что ему снилось, будто он безмятежно валялся на какой-то лесной полянке, вот и пахло сладким медом. Блаженство, да и только.

Почему-то покалывало кожу на левой руке, от запястья до локтя – как будто он обжегся крапивой. Странно, и откуда это? На выходных он ездил на дачу к родителям, выпалывал сорняки – быть может, там что-то зацепил и не заметил. Или аллергия. Ну, пустое. Утро не ждет, пора собираться на работу.

Пятнадцать минут на душ, две – чтобы почистить зубы. Три