«хриплого» и понял, что не ошибся в своих чувствах к нему. Это был стареющий сержант, с лицом человека, перенесшего не одну и не две неудачи в жизни, огрубевший от постоянных унижений от начальства и ничего, кроме жалкой пенсии, которой едва хватит на то, чтобы оплатить коммунальные услуги, не наживший. Если не считать распухшей печени и целого списка больных зубов, которые вырвать в несколько раз дешевле, чем лечить.

Я попытался сесть на жестком топчане, на котором моя спина приобрела форму морского ската, но с первой попытки не получилось. Голова кружилась, а тошнота подкатывала к горлу размеренными океанскими волнами.

– Ну, ну, молодой человек, не вставайте. У вас, наверное, легкое сотрясение, поэтому лучше полежите, а я налью вам воды.

Он встал, и на некоторое время я закрыл глаза. Память медленно возвращалась. Сначала выплыло чье-то небритое лицо, потом пустынная улица, и почти сразу же я вдруг увидел себя стоящим в аппаратной, где на маленьком мониторчике творился неописуемый ужас.

Желудок взорвался! Я перегнулся через край топчана, но не удержался и рухнул всем телом на грязный, пахнущий чем-то непереносимо кислым пол. Кто-то подбежал ко мне, чьи-то руки поднимали меня и укладывали обратно на жесткий топчан, но я не мог открыть глаз. Казалось, я сплю, а когда сон закончится, я проснусь в своей маленькой квартире, и все забудется, как и все прочие сны. Но сон не проходил. Вставляя через каждую запятую матерные слова, причем не повторяясь, «хриплый» проорал, словно я глухой, прямо в уши:

– Ты что, блевать здесь надумал, придурок?! Я тебе не уборщица, мать твою, убирать за тобой, ясно?!

– Ну что вы так кричите? И материтесь, – это был лысый, которого захотелось вдруг обнять, – неужели вы не видите, что человеку плохо?

– Плохо ему! А мне чуть челюсть не свернули, бомжи х… ы! – Это х… отличалось от предыдущего, хотя и было однокоренным.

Я открыл глаза и посмотрел на нависающего надо мной полицейского.

– Заткнись, – мне показалось, что я кричу, но мент, к счастью, не услышал или сделал вид, что не слышит, не знаю. Он повернулся к лысому и также проорал:

– Что? Что он сказал?

«Лысый» был врачом. Это я уже понял. Также я понял, что он слышал то, что я сказал, но, посмотрев на разъяренного сержанта, он ответил:

– Не орите, товарищ сержант, иначе я буду вынужден написать в отчете, что вы мешали мне оказывать помощь пострадавшему.

Вот так. Спокойно, не повышая голоса, он заткнул сержанту его хриплую глотку на несколько минут, и я был бесконечно благодарен этому человеку.

Он наклонился, просунул мне под голову свою руку, оказавшуюся неожиданно твердой как камень, и почти нежно произнес:

– Выпейте воды, вам станет полегче. А я пока укольчик приготовлю.

С трудом удалось сделать несколько глотков, и, прояснившись, гудящая голова вспомнила все, что случилось со вчерашнего дня. И последнее, что я вспомнил, это девушка по имени Катя, которая должна была ждать меня на станции «Пушкинская». Не удержавшись, я издал тихий стон. Врач, неверно истолковавший этот звук, повернулся ко мне и ободряюще произнес:

– Потерпите немного. Сейчас сделаю вам волшебный укол, и боль как рукой снимет.

Пока он не говорил о боли, я не чувствовал ее, но после его слов ощутил, и сразу в двух местах. В кисти, взглянув на которую я почувствовал страх, настолько она опухла, и в голове. Причем болел затылок, которым, насколько мне помнилось, я ни к чему не прикладывался.

– Сейчас, сейчас. – «Лысый» подошел ко мне, держа в одной руке одноразовый шприц, а в другой маленький кусочек ватки. Он ловко закатал мне рукав и, протерев пару раз где-то над локтем, легко и безболезненно уколол. Впрочем, я сейчас нигде бы не почувствовал боли.

– А сейчас ложитесь, пока лекарство подействует, вам нужно спокойно полежать пару минут. А там посмотрим, госпитализировать вас или сами дойдете.

Молчавший до этого момента «хриплый» не выдержал и просипел:

– Как это, госпитализировать? Как это сам?! А протокол, а допрос?

– Послушайте, сержант, – врач обернулся к подскочившему к нам сержанту, – не лезьте не в свое дело! У молодого человека сотрясение мозга и, по всей видимости, не самое легкое. Если вы не перестанете мне мешать, я обязательно укажу в своем отчете, что вы мешали мне оказывать первую помощь находящемуся в тяжелом состоянии гражданину. А это, знаете ли, преступление. Тем более для вас, когда вы при исполнении.

Но сержанта уже понесло.

– Да кто ты такой, докторишка хренов, указывать мне, что делать и не делать?! Я из-за таких ублюдков, как он, жизнью своей рискую каждый день, ни хрена за это не имея! Не поедет он ни в какой госпиталь, а будет здесь до выяснения обстоятельств, и точка! – Он буквально воспринял слова о госпитализации и размахивал перед доктором огромными кулачищами, словно стараясь криком вернуть инициативу, потерянную по вине этого упрямого врача.

– Значит, так, – произнес врач тем же спокойным тоном, но что-то в его голосе неуловимо изменилось, и это почувствовал не только я, – если ты сейчас не заткнешься, я вызову машину из психиатрической лечебницы и тебя надолго упекут к буйным, откуда ты выйдешь не скоро. И можешь не сомневаться, мне поверят, что ты «сгорел на работе». Такое с вами случается сплошь и рядом.

Совершенно неожиданно врач тихо засмеялся. Не знаю, что больше подействовало на сержанта – перспектива попасть в место, что пострашнее любой тюрьмы, или этот тихий, почти безобидный смех, но «хриплый» замолчал. И надо сказать, что голоса его я так больше и не услышал. Раздался звук пробитой шины, и сержант выскочил из моего поля зрения.

Я внезапно почувствовал себя лучше и хотел сделать еще одну попытку встать, но врач, заметив мое движение, быстро пригнулся ко мне и ласково так сказал:

– Потерпите, молодой человек. Сейчас головокружение пройдет, но вас надо везти в больницу. Я думаю, что у вас может быть не сотрясение, а ушиб мозга.

И тут до меня дошло – он просто пытается вытащить меня отсюда! Непонятно почему, но лысый явно не хотел оставлять меня наедине с этим «мясником», а причина была не так уж и важна. Я подумал, что у меня и в самом деле нет никакого желания оставаться в отделении, давать показания по делу, о котором почти ничего не знаю.

– Что… со мной случилось?

– Вас пытались ограбить, бомжи или еще кто, не знаю. Вот товарищ сержант отбил вас от грабителей и принес сюда, пока вы были без сознания. Я правильно говорю? – Последний вопрос был адресован милиционеру, но его ответа я так и не услышал.

– Вот и все, – заключил доктор, опуская мне закатанный рукав. – Ну что, давайте попробуем медленно встать.

Он смотрел на меня, и мне показалось, что его слова «медленно встать» надо воспринять именно так. Что я и сделал. Поминутно размахивая руками, словно потерявший равновесие человек, я «медленно» присел на топчане.

– Вот, славненько, – «лысый» говорил со мной как с ребенком, нежно, нахваливая за каждую мелочь. – Так, молодец. Посидели, а теперь будем вставать. Хорошо, хорошо, так, держитесь за меня.

Я встал. Голова не кружилась, и даже боли в кисти и затылке заметно поутихли, но я старательно делал вид, что все еще не в себе. Мой взгляд упал на стол, за которым сидел распухший от нерастраченной злости сержант, и я увидел на столе свой, а точнее