Он схватился за голову.

— А Володя наш прямо убивается, — заметила востроглазая Лариса, косясь в его сторону.

— Ну и пусть убивается, — отозвался бессердечный, как и его герой, Коля. — Ему полезно.

— Добрый ты человек! — с иронией заметил Глазов.

— И не говори, — хмыкнула Зинаида. — Интересно, что теперь будет?

— Как — что? — Лариса сделала большие глаза. — Следствие. Кто убил, как убил, за что убил… ну и все прочее. — Она хихикнула.

Несколько полицейских, собравшись возле стойки, негромко переговаривались. К ним вскоре присоединился тип, вышедший из лифта, — лохматый малый с простоватым лицом, одетый в штатское.

— Этот, что ли, у них главный? — недоверчиво спросил Коля. — Неудивительно, что они не могут отличить труп от…

Зинаида с силой ущипнула его за руку.

— Ты сдурела, что ли? — возмутился актер.

— Язык придержи, — проворчала гримерша.

Тип меж тем заговорил с Ириной Федоровной, не обращая на киношников никакого внимания.

— Сейчас он объявит, что произошло убийство, — вздохнула Лариса. — Господа! Мне надо сообщить вам…

— …Пренеприятное известие… — сквозь зубы подхватил Глазов.

Он оглянулся на Варлицкого, который с удивлением смотрел на их оживленную группу, и прикусил язык, досадуя на себя.

Однако лохматый тип не стал делать объявлений. Он взял у Ирины Федоровны план корпуса, сделал на нем какие-то пометки, спросил, где он может без помех допросить свидетелей, дал четкие указания полицейским и удалился в кабинет администраторши. Там он сел за стол и, достав из сумки блокнот с густо исписанными листками, просмотрел их.

— Любопытно, — пробормотал Малышко себе под нос. — Очень любопытно.

Ни один человек в это мгновение уже не назвал бы его лицо простоватым. Павел откинулся на спинку кресла и задумался. Наконец он закрыл блокнот и вызвал Теличкина.

— Тимофей! Позови-ка сюда горничную, которая нашла тело. С нее мы и начнем.

— Я убирала номера, как обычно, — пробормотала Светлана. Ее руки, лежавшие на коленях, судорожно сжимались и разжимались. — Когда я дошла до третьего этажа, я решила начать с самого большого номера…

Ее губы задрожали.

— Вы одна убираете весь корпус?

— Да.

Малышко поморщился. Пять этажей, ну хорошо — внизу администраторша, ресторан, бар, но все равно: многовато работы для одного человека.

— Сколько всего в корпусе номеров?

— Ну… На двух этажах по восемь номеров, а на остальных двух — по семь, потому что там два номера повышенной комфортности, и площадь у них больше… Всего в корпусе тридцать номеров.

— В них живут только члены киногруппы?

— Да, но не все. Кто помельче, тех поселили в «Славу». — Она не удержалась и добавила: — А там тараканы величиной с чернослив… И ничем не выводятся. Я раньше там работала…

— До того как подойти к двери номера Тепловой, вы не заметили ничего особенного?

— Нет.

— Может быть, вам попались на глаза какие-то посторонние люди?

— Нет, ничего такого не было.

— Вы не видели никого, кто бы входил в ее номер или выходил из него?

— Нет.

— А на этаже был кто-нибудь?

— Нет, никого.

— У вас была карточка от ее номера?

— Разумеется. Я постучала, открыла дверь. Вошла и…

Она замолчала, бледнея.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Это просто ужасно, — пробормотала Светлана упавшим голосом. — Мне показалось… показалось, что я вижу сцену из какого-то фильма. Красивая белокурая женщина лежит на полу в луже крови с ножом в сердце… Я даже не сразу поняла, что она убита. Все было так похоже на кино…

Павел Малышко вскинул на нее глаза, но ничего не сказал. В пальцах он машинально покачивал ручку, которой записывал показания свидетеля.

— Но я сразу же вспомнила, что у них не было съемок в гостинице и вообще сегодня они не снимали. Из-за погоды…

Не сговариваясь, оба бросили взгляд за окно.

Дождя уже не было, но облака висели низкие, суровые, насупившиеся.

— Вы трогали что-нибудь в номере? — спросил следователь.

— Нет, ничего! Что вы! Я сразу же поспешила к Ирине Федоровне… Я решила, что она должна узнать…

— Вы захлопнули дверь или она осталась открытой?

Светлана задумалась.

— Сейчас… Я не успела вкатить тележку, она осталась в коридоре. Когда я убегала, я только притворила дверь. Щелчка не было…

— То есть было видно, что дверь не заперта?

— Наверное… Когда Ирина Федоровна пришла, мы вошли без ключа. Она мне не верила… она решила, что я пошутила, и очень рассердилась… Но когда увидела…

— Она убедилась, что вы сказали правду?

— Да. Она сказала, что вызовет полицию… велела мне убрать тележку… Я покатила тележку в подсобку и поехала вниз. Через минуту появилась Ирина Федоровна…

Павел внимательно посмотрел на свою собеседницу.

— Через минуту?

— Ну… да…

— Вы носите с собой сотовый телефон?

— Я… да… конечно…

— Покажите его, пожалуйста.

Недоумевая, Светлана достала свой скромный мобильник и протянула его следователю. Тот только взглянул на него, но даже не стал брать в руки.

— Спасибо. Можете убрать.

«Зачем ему понадобился мой телефон?» — мелькнуло в голове у горничной. По правде говоря, она ничего не понимала.

— Скажите, когда вы вошли, занавески на окне были задернуты?

— Да. Обычно я отдергивала их, когда начинала уборку.

— То есть Наталья Теплова их не трогала? Я имею в виду, в другие дни.

— Когда как. Если было жарко, она открывала окно, тогда, конечно, и занавески ей приходилось отдернуть. Или если она днем задерживалась в номере, тогда неудобно сидеть, когда в комнате почти темно.

— Скажите, вы не замечали в ее номере ножей?

— Нет. Пару раз видела там чашки и стаканы, но ножей не помню. Блюдца еще были, вот.

— Наталье Тепловой приносили еду в номер?

— Нет, она не любила есть одна. Но иногда к ней приходили ее друзья, тогда они выпивали и закусывали.

— Что за друзья?

— Из киногруппы, я так думаю. Я, понимаете, за ними не следила, я только убирала после них. Но свинячили они… — она покраснела, — в общем, хорошо свинячили.