Бояре ответили ему — если «опроче аглинских людей торговати на Русь ходити не учнет нихто, и они станут свои товары дорожить и продавать дорогой ценой по своей мере, как захотят» [767]. А запросы британцев, чтобы их пустили дальше на восток, вообще пресекли: «А о реке Оби, да о Изленде реке, да о Печоре реке о тех урочищах им отказать». Царь объяснил Боусу: там слишком ценные богатства, если разрешить иноземцам ездить туда, это нанесет огромный ущерб России [768].

По поводу «сватовства» у них состоялась отдельная встреча. Но она не была конфиденциальной. Присутствовали бояре Трубецкой, Романов, Годунов, думные дворяне Бельский, Татищев, Черемисинов, Воейков, дьяки Щелкалов, Фролов, Стрешнев. При них Иван Васильевич выставил посла на смех. Открытым текстом выложил все, что доложил о «невесте» Писемский. Боусу пришлось признаваться, что Мэри «впала в такое расстройство здоровья, что остается мало надежды на возвращение ей сил». Но Лондон так жаждал союза и торговых привилегий! Посол оправдывался плохим знанием русских обычаев, умолял не завершать на этом переговоры. Сообщил, что у Елизаветы имеются еще родственницы, «и ближе тое племянницы есть их до десяти девок» [769]. Заверял, что следующее посольство привезет их портреты, и царь может выбрать любую на свой вкус. Наобещал, что Англия вступит даже в союз против поляков, если ей дадут торговую монополию и освободят от пошлин…

Грозный не отказывался. Согласился, чтобы готовили договор, присылали портреты. Посол даже записал его шутку: если Елизавета со следующим посольством не пришлет невесту, какой ему хочется, «то он собирался, забрав всю свою казну, ехать в Англию и там жениться на одной из родственниц королевы», — с чувством юмора у Боуса было явно туговато, он воспринял на полном серьезе. Разумеется, дело кончилось ничем. Заключить союз против Речи Посполитой королеве ни за что не бы позволили «торговые мужики» из парламента, в это время Англия была главным продавцом польского хлеба [769]. Но и Иван Грозный знал, что не позволят. А поползновения соблазнить царя англичанками оборвала его смерть. Боус даже еще не успел выехать из России…

Государю было 53 года, и на закате дней его здоровье очень ухудшилось. В 1963 г. при вскрытии царских гробниц профессор М.М. Герасимов установил у него серьезное нарушение солевого обмена: «Многочисленные отложения солей в виде наростов, так называемые остеофиты… Весь этот комплекс свидетельствует, что у царя были сильные боли… Наиболее бурное развитие остеофитов пришлось на последние пять-шесть лет жизни» [770]. «Выпрямленная спина с прямой шеей в результате образования многочисленных остеофитов почти утратила свою подвижность. Весь скелет как бы скован в едином положении… Всякое движение, вероятно, вызывало очень сильные продолжительные боли» [771]. Отсюда еще раз видно, мог ли царь в гневе избивать придворных, как ему приписывали клеветники, нанести роковой удар сыну посохом. Видно и то, насколько «искренним» было его желание перебирать для женитьбы смазливых англичанок, да еще и самому для этого ехать в Лондон.

Вполне вероятно, что такое нарушение обмена веществ вызвали прежние болезни — точнее, неудавшиеся попытки отравления. А последние его годы были настоящим подвигом, он нес на себе груз гораздо тяжелее монашеских вериг. Через постоянную боль собирал волю и находил решения в сложнейших вопросах. Принимал иностранных дипломатов, гонцов от воевод, посланцев Ермака — и никто из них даже не догадывался об этой боли, о мучениях государя. Через страдания и боль он старался продолжить царственный род, зачиная сына Дмитрия.

Но умер он не от этой болезни. Причину установил химический анализ его мощей. Содержание мышьяка в 2 раза выше максимально допустимого уровня, ртути — в 32 раза [123]. Его отравили по той же методике, как Анастасию и сына Ивана. Ртуть накапливается в организме, действует медленно, мышьяк — быстро. Подобная схема позволяла вызвать картину тяжелой болезни, а потом добить другим ядом. Таким образом отводились подозрения, смерть можно было списать на болезнь. С коалицией врагов, навалившихся на Русь, царь сумел справиться. Но рядом с ним оставался заговор. Возглавлял его самый доверенный приближенный государя, Богдан Бельский. Племянник верного Малюты, он стал думным дворянином, получил придворный чин оружничего, фактически возглавлял внешнеполитическое ведомство, отвечал за охрану и здоровье государя.

Своим возвышением из «худородных» мелких дворян он был обязан только Ивану Васильевичу. Играть в пользу бояр ему было совершенно незачем, и можно предположить, что заговор организовывался не из кругов внутренней оппозиции, а извне, через иностранную агентуру. Ее в России хватало, 1 октября 1583 г. данному вопросу было посвящено специальное заседание Боярской думы. На нем отмечалось, что «многие литовские люди» приезжают в Москву и живут «будто для торговли», а на самом деле шпионят [772]. Постановили не допускать в столицу приезжих из Речи Посполитой, назначить им торговать в Смоленске. Но к этому моменту связи заговорщиков с заинтересованными силами за рубежом были уже установлены, и планы цареубийства уже реализовывались.

С конца 1570 г. личным врачом Ивана Васильевича был Елисей Бомелий. Он родился в Голландии, увлекался медициной. Попал в Англию, поступил в Кембриджский университет. Но, не доучившсь один год, женился и стал подрабатывать медицинской практикой. Был арестован за то, что лечит без лицензии. Из тюрьмы его освободили, но ему грозил огромный штраф в 100 фунтов. Спасением для него стал царский посол Савин, искавший врача, и он приехал в Россию. Его слава «мага» и «отравителя» Ивана Грозного относится к области мифов. Источники все те же. Таубе и Крузе, Горсей. А один из позднейших псковских оппозиционных летописцев уже в XVII в. изложил фантастический сюжет, что именно врач был инициатором опричнины. Якобы Литва и немцы, чтобы избежать разгрома, подослали к царю «лютого волхва» Бомелия, и под его воздействием Иван Грозный «на людей русских возложи свирепство, а к немцем на любовь переложи» [773].

Дорисовал легенду Карамзин, как обычно, дав волю собственному воображению: «Злобный клеветник Бомелий составлял губительное зелье с таким искусством, что отравленный издыхал в назначенную тираном минуту». В целом же Карамзин и его последователи вылили на Бомелия столько грязи, что невольно возникает убеждение — он был честным человеком. Не исключено, что он спасал царя от попыток отравления. Но в 1579 г. его обвинили в сношениях с Баторием, в подготовке бегства к полякам (что очень сомнительно, Бомелий жил в Москве с женой). Он был арестован. История о том, как Иван Грозный приговорил изжарить «колдуна» заживо, — полностью голословная выдумка. Казни не было. Известно, что Бомелий якобы сознался, но после пыток умер в тюрьме. Жена Бомелия осталась жить в Москве, ее никто не