чрезвычайно, на мой взгляд, поучительна и с психологической точки зрения крайне полезна, пускай и может доставить немало головной боли.

XXV. Предисловия и выступления[638]

Предисловие (1933)

1014 В связи с уходом в отставку профессора Кречмера, председателя Всеобщего медицинского общества психотерапевтов[639], пост председателя и бразды правления обществом перешли ко мне. Эти изменения совпали с большими политическими потрясениями в Германии. Хотя психотерапия как наука не имеет ничего общего с политикой, судьба распорядилась так, что я принял на себя обязанности редактора «Zentralblatt» в ту пору, когда положение дел в психотерапии характеризуется смешением доктрин и взглядов, чрезвычайно схожим с недавней обстановкой в политике. Односторонние и взаимоисключающие методы наблюдения оказали слишком сильное воздействие не только на специализированное медицинское мнение, но и на психологические воззрения многих образованных неспециалистов. Возникшие в результате противоречия лишь обострились благодаря распространению моих собственных – принципиально иных по содержанию – идей, и в итоге вполне можно говорить об усугублении путаницы. Таким образом, первоочередной задачей «Zentralblatt» становится беспристрастная оценка всякого полезного вклада наряду с отстаиванием общей точки зрения, которая будет учитывать основные факты человеческой психики более полно и точно, нежели было до сих пор. Различия, которые действительно существуют между германской и еврейской психологией и которые давно известны каждому разумному человеку, нельзя более замалчивать, поскольку их подчеркивание идет на пользу науке. В психологии, если сравнивать ее с другими науками, во главу угла ставится «личное отношение» (persoenliche Gleichung), пренебрежение которым обесценивает практические и теоретические выводы. При этом я хочу прямо заявить, что сказанное вовсе не означает принижения семитской психологии,[640] так же как обсуждение своеобразия восточной психологии не означает принижения китайцев.

1015 Психотерапия давно перестала быть уделом одних только специалистов. Весь мир интересуется психологическими открытиями медиков. Поэтому психотерапия просто обязана принимать во внимание психику в ее цельности при построении теорий и расширять свои границы за пределы патологии и особенностей личного. Обещаю, что «Zentralblatt» приложит необходимые для этого усилия.

Современные заметки (1934)[641]

1016 Не хочу обсуждать догадки доктора Балли, но предпочту сообщить факты, которые привели к моему приходу на пост редактора издания «Zentralblatt für Psychotherapie». Около трех лет назад меня избрали почетным вице-председателем Всеобщего медицинского общества психотерапевтов. Когда вследствие политических потрясений профессор Кречмер оставил должность председателя, общество, подобно многим другим научным организациям Германии, столкнулось с достаточно сильным кризисом, и некоторые ведущие его участники стали настаивать – я бы даже сказал, требовать, – чтобы я занял место председателя. Хочу особо подчеркнуть, что речь идет не о немецком, а о Международном обществе, как и указано в том номере, на который ссылается доктор Балли[642]. Указанные условия привели к моральному конфликту, вполне понятному для любого порядочного человека в подобной ситуации. Должен ли я, сохраняя благоразумный нейтралитет, отодвинуться на безопасное расстояние по эту сторону границы и, как говорится, умыть руки? или же, отчетливо осознавая риск, должен бросить вызов обстоятельствам и стать жертвой неизбежных недоразумений, от которых не уйти человеку, в силу высшей необходимости заключающему соглашение о сотрудничестве с нынешними политическими властями Германии? Должен ли я пожертвовать интересами науки, верностью коллегам, дружбой, которая связывает меня с рядом немецких врачей, и удобством непосредственного погружения в область гуманитарных наук благодаря общему языку, – должен ли я пожертвовать всем перечисленным ради эгоистического стремления к спокойствию и ради собственных политических взглядов? Я повидал достаточно страданий немецкого среднего класса, узнал достаточно о тех безмерных мучениях, какими сегодня зачастую сопровождается деятельность немецкого врача, мне известно слишком много об общем духовном убожестве современного общества, чтобы я уклонялся от выполнения своего человеческого долга и напяливал на себя потрепанный плащ политических уловок. Следовательно, у меня не оставалось другого выхода, кроме как принять ответственность за своих друзей собственным именем и независимым положением.

1017 В тех условиях хватило бы всего одного росчерка пера от верховной власти, чтобы уничтожить психотерапию как таковую[643]. Этого нельзя было допускать во имя страдающего человечества, во имя врачей и, что не менее важно, во имя науки и культуры.

1018 Всякий, кто имеет хоть малейшее представление о нынешней Германии, прекрасно понимает, то никакая газета, никакое общество, ничто вообще не может существовать, если оно не одобрено (gleichgeschaltet – приведено в соответствие. – Ред.) правительством. Посему учреждение журнала или общества представляет собой двухсторонний процесс. Я могу чего-то хотеть, но исполнится ли мое желание – это отдельный вопрос, решение которого зависит не от меня и не от моих коллег. Тот, кому приходится иметь дело с сегодняшней Германией, хорошо знает, насколько быстро все меняется: очередной непредвиденный указ следует за другим, политическая обстановка молниеносно преображается. Совершенно невозможно следить за событиями из-за границы, когда даже внутри Германии люди не способны при всем желании добиться от политических властей ясной и обязывающей позиции.

1019 Так как немецкая секция Международного общества должна была соответствовать политическим требованиям и так как, кроме того, наш журнал издается в Германии, возникло, естественно, столько затруднений, что мы не раз и не два сомневались в самой возможности реорганизации общества. В частности, встал вопрос о присяге на верность и «чистоте политических чувств», которые требовались от немецкой секции общества. Нам в Швейцарии подобное едва ли понятно, однако все становится на место, если мы мысленно перенесемся на три-четыре столетия назад, во времена, когда церковь придерживалась тоталитарных воззрений. Тогда еще не изобрели колючую проволоку, потому-то, полагаю, и не было концентрационных лагерей; вместо проволоки церковь охотно прибегала к сжиганию на кострах. Нынешняя «модернизированная» присяга – лишь бледное подобие предшествующего, гораздо более сурового и наглядного властного принуждения. По мере ослабления главенства церкви уже государство стало перенимать эти качества, ведь тоталитарные поползновения никуда, в общем-то, не делись. Социализм грубо вторгся в область католического наследия и принялся ставить эксперименты по жесточайшему принуждению – правда, не с целью приблизить царство небесное, а с тем чтобы создать такое же хилиастическое блаженство (или его эрзац) на земле. Русский коммунизм вполне логично превратился в тоталитарную церковь, где даже самая бедная мышь издает большевистский писк. Неудивительно, что национал-социализм выдвигает схожие требования! Согласно логике истории, после эпохи клерикального принуждения неизбежно приходит черед эпохи принуждения со стороны светского государства.

1020 Но даже в такую пору дух продолжает трудиться – в науке, в искусстве, философии и религиозном опыте, независимо от того, благоприятна современная ситуация или неблагоприятна, ибо в человеке есть нечто