и обсудить проблемы, которых в противном случае продолжали бы старательно избегать.

Дополнение[652]

В предисловии редактора к моей статье указывается, будто я начинал с учения Фрейда[653]. На самом деле я начинал с изучения трудов Эйгена Блейлера и Пьера Жане[654], моих непосредственных наставников. Вступая в публичный спор с Фрейдом, я уже располагал научной позицией, широко известной специалистам благодаря моим ассоциативным экспериментам, проведенным независимо от Фрейда, и основанной на них теории комплексов. Мое сотрудничество с Фрейдом исходно предполагало принципиальные возражения против сексуальной теории и продолжалось до тех пор, пока Фрейд не отождествил сексуальную теорию со своим научным методом.

Утверждение, будто я признаю расовую психологию только теперь, тоже ошибочно. Так, в 1927 году я писал: «Будет совершенно непростительной ошибкой принимать выводы относительно еврейской психологии за общезначимые. Никому и в голову не придет считать китайскую или индийскую психологию обязательной для всего человечества. Дешевое обвинение в антисемитизме, выдвинутое против меня на основании этой критики, столь же разумно, как обвинение в антикитайских предрассудках» (см. работу «Отношения между эго и бессознательным»). А еще в июне 1918 года я замечал: «На мой взгляд, для евреев этой проблемы не существует. У них за спинами культура древнего мира; сверх того, они переняли культуру народов, среди которых обитают. У всякого еврея две культуры, как бы парадоксально это ни звучало. Он одомашнен в большей степени, чем мы, но во многом лишен того качества, которое укореняет, так сказать, в земле и позволяет черпать новые силы в почве. Зато этим хтоническим качеством в опасном избытке наделены германские народы. Вполне естественно, что арии-европейцы уже очень давно не замечают никаких признаков этой опасности, но, может быть, они все-таки отчасти прозреют благодаря недавней войне (или, возможно, нет). Еврею, повторюсь, недостает укорененности – где, в конце концов, у него отчий дом? Тайна почвы – не шутка и не парадокс» (см. выше, абз. 18. – Ред.).

Обращение (1934)[655]

Уважаемые коллеги!

1035 На последнем конгрессе[656] Международного медицинского общества психотерапевтов было решено учредить общество в форме национальных групп[657]. Ныне национальные группы созданы в ряде стран, представленных на конгрессе (Дания, Германия, Нидерланды, Швеция, Швейцария). Условия членства в этих национальных группах различаются в зависимости от местных уставов. Из-за политических обстоятельств и вследствие того, что национальные группы существуют еще не во всех странах, а потому отдельные лица как таковые не могут присоединяться к соответствующим группам, было решено, что объединение с национальной группой осуществляется исключительно на добровольной основе; иными словами, возможно индивидуальное членство в рамках Международного общего медицинского общества психотерапевтов[658].

1036 Международное общество нейтрально в отношении политики и вероисповедания. Лицам, желающим стать его членами, предлагается связаться с генеральным секретариатом Международного общества в лице доктора В. Цимбала, Альтона, или с генеральным секретарем председателя, доктором К. А. Майером, Бургхольцли, Цюрих.

1037 Печатным органом Общества является «Zentralblatt für Psychotherapie», издаваемый С. Хирцелем в Лейпциге; стоимость годовой подписки для членов общества – 15 рейхсмарок в год, оплата по факту получения.

1038 Со всем надлежащим уважением мы приглашаем вас присоединиться к Международному медицинскому обществу психотерапевтов.

С наилучшими пожеланиями,

Доктор К. Г. Юнг

Цюрих, Кюснахт, 1 декабря 1934 г.

Обращение (1935)[659]

1039 Хотя Международное медицинское общество психотерапевтов и его орган «Zentralblatt», безусловно, потрясены текущими событиями, нам удалось укрепить свои ряды за прошлый год, который начался с конгресса в Бад-Наухайме.

1040 Психотерапия, сумевшая перерасти первоначальный хаос несистематизированных уловок и приемов, которыми пользовались все отрасли медицины, соприкасавшиеся с неврозами, постепенно превратилась в дисциплину, объем и содержание которой позволили именовать ее «медицинской психологией» и причислять к специализированным областям изучения. Когда-то ее багаж знаний состоял всего-навсего из нескольких крупиц народной мудрости, дозы «здравого смысла» и пары-тройки советов от суггестивной терапии, но сегодня она превратилась в обширную область науки и постоянно расширяет круг изучаемых вопросов. Более того, она поднимала и продолжает поднимать философские темы. Сам предмет медицинской психологии – больная психика – не может быть искусственно отделен от более широкого контекста, от человеческой психики как таковой, пусть на практике такое разделение производится самой болезнью. Патологические отклонения в психическом развитии необходимо, безусловно, прослеживать во всех подробностях, однако медицинский анализ при оценке результатов должен опираться также на наблюдения за нормой и средние значения. В итоге всякая психопатология, притязающая на практическое значение, неизбежно вырывается за свои пределы, в область нормальной психологии, тем самым проникая и в область философии. Это одно из множества пересечений, столь показательных для современной медицины: достаточно вспомнить физиологическую химию и микробиологию. Следовательно, дисциплина, которая зарождалась как психотерапия, сделалась самостоятельной отраслью науки и уже поглотила все то, что прежде подразумевалось под психопатологией. Сегодня немыслима психопатология, которая обходилась бы без прозрений и открытий психотерапевтов.

1041 На протяжении долгого времени практическое психологическое лечение заставляло специалистов формулировать свои суждения в форме теорий, поскольку те необходимы для упорядоченного представления эмпирических фактов. Наука не может существовать без гипотез. Но если выдвигаются гипотезы, интеллектуальная целостность неизбежно требует, на мой взгляд, критики их предпосылок. Гипотеза основывается не только на явном свидетельстве опыта, но и на суждениях наблюдателя. Если где-либо и требуется критика предпосылок, лежащих в основе суждения, то именно в психологии. (Здесь не место для долгих философских рассуждений, поэтому ограничусь этим намеком.)

1042 Порой доводится слышать обвинения в том, что новейшая психотерапия слишком много внимания уделяет философским вопросам и недостаточно глубоко погружается в изучение подробностей истории болезни. Эти обвинения следует решительно опровергнуть, поскольку философские вопросы неразрывно связаны с эмпирическим изучением психики, будучи пригодными предметами исследования и объектами философской критики. Эмпирический интеллект, занимаясь подробностями историй болезни, невольно вносит собственные философские взгляды не только в компоновку, но и в оценку материала, даже в будто бы объективное представление данных. Если сегодня психотерапевты начинают рассуждать о мировоззрении и философии жизни, это лишь доказывает, что они открыли существование ряда общих допущений, которые прежде самым наивным образом игнорировались. Какова будет польза от самой точной и тщательной работы, если на результат влияют неозвучиваемые предрассудки? Любая наука, достойная своего имени, должна критиковать собственные предположения. Сам Фрейд не уклонялся от главной философской задачи – от разоблачения религиозных предубеждений «раз и навсегда». Его интеллектуальное развитие очень ясно показывает, как проблемы медицинской психологии логически завершаются критикой или, во всяком случае, полемическим обсуждением предпосылок. Отклонение такого рода не есть отклонение от