количество болтов вкручивать не хотелось, и они делали это халтурно, через раз. Когда мы установили всю конструкцию и стали натягивать проволоку, там поезда ходили в порт — туда-сюда. И в какой-то момент, конструкция не выдержала напряжения, вырвалась и с грохотом свернулась в чудовищный клубок из брусьев и колючей проволоки. Все пришлось восстанавливать сначала. Вообще, количество стрессов на этой картине и их острота были невероятные, помню, одно время язва желудка замучила меня напрочь.

Это вообще совершенно уникальное сооружение, хотя, конечно, абсолютно кустарное. Мне кажется, идею этого сооружения придумал Шавкат Абдусаламов. Там должен был ехать поезд с изоляторами — такими фарфоровыми тарелками сантиметров восемьдесят в диаметре и толщиной сантиметра три. И наши персонажи прорывались в «Зону» вслед за этим поездом. По ним стрелял пулемет. Андрей Арсеньевич сказал, что ему нужно по три железнодорожные платформы на три дубля. То есть девять платформ. На каждой платформе штук по тридцать изоляторов, всего около трехсот. И нам пришлось делать их астрономическое количество, чтобы отснять коротенький кадр. Фарфоровые изоляторы брать нельзя, так как для них нужны очень мощные пороховые заряды, чтобы они разрывались, к тому же разлетающиеся осколки фарфора могут изранить всю съемочную группу и, не дай бог, кого-нибудь убить. Это же керамика, края у нее острые, как бритва. Поэтому мы изготавливали изоляторы из гипса. Сначала на фарфоровом заводе, а потом стали их делать сами, чтобы дешевле было. Изоляторы плохо сохли, ломались и крошились, а под дождем и вовсе разваливались. В Таллине сыро, дождь двадцать раз на день идет, поэтому их нужно немедленно накрывать. Одного гипса на их изготовление ушло несколько тонн.

Потом мы стали монтировать эти изоляторы — одни над другими на платформах, и раскреплять их проволочными растяжками. Занимались этим под моим руководством солдаты, которых нам давали в местной воинской части. А они были совершенно равнодушны к тому, что делали. Им было все по фигу, им главное — не в казармах сидеть.

Рашит бесконечно экспериментировал с гипсом, чтобы достигнуть нужной его консистенции и жутко нервничал. У него обострилась язва, временами он просто корчился от боли. Гипс разводили водой, он был слишком жидким или слишком густым и либо расползался, либо застывал слишком быстро. Опытным путем добивались нужной консистенции, это требовало многочисленных проб и массы времени. С гипсовыми изоляторами нужно было обращаться очень осторожно, тщательно их устанавливать и раскреплять растяжками, чтобы они не падали при движении. Там ведь железнодорожные стрелки, и на стыках платформы бросало, трясло и шатало. Накрытые полиэтиленовой пленкой, они ночевали в охраняемом тупике, чтобы плоды трудов Рашитовых случайно, умышленно или по глупости не сломали ночью.

* Рашит Сафиуллин: Дня за два до съемки, когда мы уже заканчивали все это, я приезжаю и, к своему ужасу, вижу: навстречу мне едет поезд с моими платформами и уже частично побитыми изоляторами. Я совершенно взбесился. Откуда поезд? У нас ни съемок, ничего нет. Потом оказалось, кто-то в диспетчерской перепутал, и приказали тепловозу ехать к нам сегодня. Я разъяренный бегу навстречу поезду по рельсам, ору как бешеный, грозя ему кулаком, пока он не останавливается. Я ни секунды не думал, остановит он или нет. Я только матом орал, чтобы он нашу многодневную работу за два дня до съемок не уничтожил. Он высовывается из кабины: «Ты чего, с ума сошел?» А я ору: «Назад, на хрен! Прочь отсюда! Поставь платформы на место!» Он с перепугу дергает назад, и от этого рывка несколько изоляторов падают и разваливаются. Я просто обезумел — кричу: «Аккуратно двигай, потихоньку!» Залезаю на платформы и начинаю на ходу раскреплять изоляторы, привязывать их проволокой. Досталось потом от меня и солдатам, и декораторам. За несколько дней до этого Андрей Арсеньевич говорит: «Рашит, нам нужно очень точно соединить натурные фактуры с павильонными, поэтому поезжай в Москву и там поработай».

В Москве декорации в павильонах строил Фабриков, отправленный туда тремя неделями раньше.

* Рашит Сафиуллин: Тарковскому сказали, что я уехал, а я находился в Таллине, потому что на «Заставе ООН» все, что я сделал, развалилось и свернулось, и я не могу уехать, не восстановив и не закончив объект. Кто его будет заканчивать? Это моя конструкция и никто кроме меня не понимает, как все должно быть. Поэтому я прятался от Тарковского.

У меня в это время возникло ощущение какого-то бреда. Не сегодня-завтра Тарковский придет сюда со всей съемочной группой. И однажды он неожиданно приехал посмотреть, как идут дела на «Заставе ООН», и застал там меня. Он спрашивает: «Рашит, а почему ты здесь, а не в Москве?» Слава богу, ему объяснили, мол, так и так, нельзя мне уезжать, пока здесь не готово.

Проезд «лендровера» под обстрелом после «Заставы ООН» снимался в центре Таллина, рядом с отелем «Виру» за зданием почтамта. Там было несколько выселенных домов, и мы могли спокойно строить пирамиды из ящиков, рассыпать бумажные обрезки, осколки стекла. Рашит установил в нужных местах старые рамы. Пиротехники вставили в них свои посадки[490].

Кадр начинается с крупного плана падения железной арматуры с изоляторами, повисающей на проводах. Этот кадр был снят в совсем другом месте и с другими целями — около железной дороги, когда Сталкер возвращается после свидания с Зоной. Здесь он использован в качестве монтажной перебивки.

Общий план. «Лендровер» сдает назад, а потом на бешеной скорости выезжает из кадра. Слышны автоматные очереди. Летят брызги стекол, распахивается и вновь захлопывается дверь помещения, внутри которого стоит камера, падают пирамиды пустых ящиков, валятся на землю оконные рамы. Они были подвязаны лесками, за которые в нужный момент дергали мы с Рашитом. Настоящий, но очень недолгий хаос, бедлам и кавардак. Пулеметные очереди стихали, машина выскакивала из‐за края кадра и, пересекая экран, скрывалась, после чего воцарялась оглушающая тишина.

Все это разрабатывалось, устанавливалось, опробовалось и реализовывалось в кадре так, чтобы происходило максимально быстро. Это самый короткий кадр во всем фильме. Он длится чуть более секунды и показывает умение Тарковского снимать чрезвычайно мобильные кадры и эпизоды. Когда я слышу, что Тарковский снимал медленное кино, потому что не умел снимать динамично, я в опровержение всегда привожу этот эпизод.

Это была очень опасная съемка из‐за летевших осколков стекла, которые могли поранить актеров и съемочную группу. Было снято несколько мрачных проездов по ночному городу после прорыва через заставу, но в итоговом монтаже Тарковский использовал