— Выставьте его вон, — предложил Грегорио.

— Я ведь уже сказала, о чем он будет болтать. А все эти люди видели Феликса. И клянутся, что Николас ударил его. Думаешь, они лгут?

— Нет, — Грегорио покачал головой. — Но могли быть самые разные причины, чтобы заставить Феликса замолчать.

И впервые за все это время, Марианна де Шаретти сумела одолеть свой страх. Она долго смотрела на Грегорио и наконец, промолвила:

— Я не хочу, чтобы у тебя оставались хоть какие-то сомнения. Никто на свете, и меньше всего Жаак де Флери, не способен поколебать мою веру в Николаса и в его преданность. Мы лишь говорим о том, как защитить Николаса и нашу компанию. Никто не знает его так хорошо, как я.

— Значит, вы позволите этому человеку поселиться в вашем доме, лишь бы он не распускал слухов?

— Да. — Она думала, что стряпчий вновь примется возражать, но, не дождавшись, заметила: — Так, стало быть, ты согласен.

Грегорио порывисто вздохнул.

— Ни один человек в здравом уме на такое бы не согласился. И все же я полагаю, что вы правы. Николас вернется, как только сможет. А вместе с ним и jonkheere. Но есть и еще одна сложность. Вы говорите, что месье де Флёри видел наши учетные книги?

— Они все были перед ним, — ответила Марианна. — Он ведь не новичок в делах. Наверняка, сразу разобрался, что к чему.

— Тогда, если он видел записи о доходах, то знает, что вы процветаете. Как бы старательно он ни утверждал обратное. Он жаждет заполучить нашу компанию. Он уже описал, каким образом намерен этого достичь. Но у него есть и другая возможность, которую он, вероятно, пока еще не осознает. Я хочу сказать, что он мог видеть размеры платежа, полученного нами от Бембо.

Марианна де Шаретти притихла. Эта запись была единственным намеком на завершение долгих кропотливых переговоров по квасцовым рудникам. Чтобы сохранить тайну, она готова была согласиться на что угодно. Иначе рисковала все потерять.

Грегорио знал это.

— Выставьте его вон, — повторил он, но лишь для того, чтобы еще раз убедиться, насколько сильно она доверяет молодому человеку, за которого вышла замуж.

— Пусть остается до возвращения Николаса, — объявила Марианна де Шаретти. — Но что нам делать с записью о деньгах Бембо?

— Предоставьте это мне. Думаю, на какое-то время я смогу скрыть истину.

— Он очень неприятный человек.

— Но это ведь ненадолго, — утешил ее стряпчий. — Ничего не предпринимайте. Все работники настроены к вам доброжелательно… и хорошо понимают намеки. Мы с Хеннинком проследим, чтобы все они проявили терпение. Возможно, вам следовало бы на время отослать дочерей из Брюгге? Тогда бремя ляжет лишь на ваши плечи.

— Хорошо, — согласилась она.

Теперь, приняв решение, она почувствовала, как отвага и решимость понемногу возвращаются к ней.

Все равно ей придется ждать. Но ведь можно сражаться и в ожидании.

К тому времени, как они добрались до Гентских воюют Брюгге, Юлиус прекратил всякие попытки завязать разговор с Николасом. По пути из Милана поверенный, наконец, узнал о залежах квасцов. И если известие о выплаченных долгах де Флёри поразило его, то эта хитроумная интрига оставила в совершеннейшем изумлении. Он понял, что Тоби был в курсе этого замысла с самого начала. И новый стряпчий Грегорио также оказался в числе посвященных. И демуазель, судя по всему, давшая им свое благословение. Все это лишь укрепило решение, к которому Юлиус пришел в Милане: если он сумеет ужиться с Николасом, то перед ним откроются безграничные возможности.

Однако ужиться с Николасом на поверку оказалось не так легко. Причем теперь даже нечего было ссылаться на недомогание: неделю назад тот окончательно оправился от лихорадки. И хотя все они (за исключение Лоппе) были порядком утомлены дорогой, в остальном, Николас находился в добром здравии. По крайней мере, телесно. Но, выложив, наконец, все подробности о сделке по квасцам и прочих направлениях деятельности компании Шаретти, он замолчал окончательно.

Все из-за Феликса, разумеется. Юлиус, изрядно уставший от этой бесконечной скачки, говорил себе, что они с Николасом неизбежно и должны были переживать гибель Феликса по-разному. Разумеется, он испытывал скорбь. Так школьный наставник оплакивал бы одного из своих учеников, на которого положил немало сил и кого вытаскивал из многих неприятностей. Тогда как Николас скорбел по товарищу, и к тому же, ему предстояло принести трагичную весть матери, выступая в нелепой роли отчима юноши. Но он сам возложил на себя это бремя, когда женился на вдове. И Юлиус не видел причин растрачивать на него сочувствие.

И вот они у ворот Брюгге. Стражник, их давний недруг, воскликнул:

— Ого! В доме Шаретти вас ждут большие перемены.

Николас молча доставал разрешение на въезд в город.

— Очень на это надеюсь, — заявил Юлиус. — Как мне сказали, у привратника по весне была вечеринка, и он все спалил дотла. Могу точно сказать, что будь я рядом, я бы этого не допустил.

— Есть кое-что и похуже пожара, — стражник злобно ухмыльнулся.

— Например? — поинтересовался бывший подмастерье. Бумаги были выложены поверх бочонка доброго немецкого пива. Продолжая ухмыляться, стражник забрал бочонок, оставив подорожную в руках Николаса.

— Например, вдова решила, что вы все померли, и опять собралась замуж. По крайней мере, так говорят. Иначе было бы нехорошо, верно? То, что этот господин живет там день и ночь. И ходит с ней на все встречи, и заключает сделки. А где же ее сынок?

— Когда мы увидимся с демуазель, она тебе скажет, — отозвался Николас. — Какой еще господин?

В отличие от Юлиуса, он выглядел совершенно невозмутимым. Стряпчий тем временем перебирал в памяти имена. Ростовщик Удэнен. Кто-то из гильдии красильщиков. Другой поверенный — Грегорио.

— Говорят, он ей родич, — пояснил стражник. — Так и вы ведь тоже были в родстве, верно, Клаас? Ей, похоже, нравится, когда вокруг близкие люди. Жаак его зовут. Из Женевы. Жаак де Флёри.

Николас помолчал. А затем вдруг переспросил:

— Живет у нее?

— И заправляет всеми делами. Конечно, опыт у него имеется. Настоящий торговец, сразу видно. На такого женщина может опереться.

— Постой, — велел Юлиус. — Успокойся. Только не прямиком домой.

— Нет, прямиком домой, — возразил Николас. Загорелое лицо посерело под коркой дорожной пыли. — Если она впустила его в дом, значит, Жаак заставил ее. — Он уже оставил стражника далеко позади и торопился к мосту.

— Сказал ей, что ты погиб? Или Феликс? Или что?

— Сказал, что я ударил Феликса в Женеве. Забрал с собой, пока он был без сознания, и силой увез в Милан. Феликс не рассказывал?

— Нет, — Юлиус ощутил неимоверную усталость и досаду от того, что предстоит вновь заниматься юридическими проблемами. Жаак де Флёри банкрот. Он не имеет никаких прав на компанию Шаретти, и от него легко избавиться. Если бы стряпчий чувствовал себя посвежее, то радовался бы возможности лично вышвырнуть его за дверь. Досадно, что демуазель уступила ему. Но, должно быть, ею двигала лишь нелепая женская жалость. Может, она понятия не имеет, каков на самом деле месье Жаак. Сам Юлиус прекрасно помнил, как тот угрожал отрезать Клаасу руки.