имели в гораздо меньшем количестве. Во всяком случае, соотношение сил было так благоприятно для нас, как еще никогда. Оно давало надежды на успех. Мы намечали вести наступление несколькими дивизиями; в связи с этим требовалось ослабление других частей Западного фронта.

Верховное командование стремилось также получить поддержку от Австро-Венгрии. Она, правда, прислала нам батареи, но, к сожалению, с таким малым количеством боевых припасов, что они могли играть лишь незначительную роль. Свободных австро-венгерских дивизий не было. Наличный состав людей в австро-венгерских дивизиях был очень низок и увеличился лишь позднее, после возвращения нескольких сот тысяч человек из русского плена. Вывод германских войск с Итальянского и Восточного фронтов, где они занимали значительную часть позиции, потребовал, несмотря на изменившуюся обстановку, большого напряжения от австро-венгерской армии.

Верховное командование охотно воспользовалось бы для Западного фронта XV турецким армейским корпусом, но печальное состояние турецкой армии заставило нас перебросить его в Турцию. Впоследствии я об этом сожалел, так как Энвер, все мысли которого были направлены лишь на один Кавказ, перевез его в Батум, где его пребывание было совершенно бесцельно. Лучше уже он попал бы на запад.

Болгарские войска находились на Македонском фронте; сами по себе условия численности позволяли отправить часть войск на запад, но Болгария не понимала общих интересов хода войны. В свое время Болгария отказалась посылать войска за Дунай и теперь неохотно возвращала из Македонии германские войска, хотя вопрос шел лишь о немногих егерских батальонах, нескольких батареях и горно-пулеметных частях. Болгарские войска, которые освобождались теперь в Добрудже, по своей численности были значительно сильнее. Нам пришлось оставить болгарам даже часть германских войск. Уходившие оттуда германские части оставляли Болгарии свое снаряжение, или мы его восполняли особыми поставками.

Для развития операции на западе мы были обеспечены военным снаряжением. Вопрос же о пополнениях, наоборот, оставался очень серьезным, и все наши попытки не дали никаких результатов. В действительности под давлением событий осени 1918 года военное министерство смогло фактически найти людей в тыловых частях и гарнизонах, которые и раньше могли быть переданы в армию. Само верховное командование имело еще резерв в виде восточной армии и оккупационных войск в Румынии, и оно по мере постепенного создания там устойчивого положения извлекало из этих частей всех солдат в возрасте до 35 лет, при одновременном уменьшении их наличного состава. Вследствие этого боеспособность этих войск значительно понизилась. Специальные роды войск и этапные части представляли для верховного командования дальнейший, хотя и не очень обширный источник сил. Я стремился все шире использовать для замены мужчин – женщин; намечалось формирование вспомогательного корпуса военных телефонисток.

В действительности вопрос о пополнениях не должен был обстоять неблагополучно. Убыль дезертирами была очень велика, и число их в нейтральных странах, как, например, в Голландии, исчислялось десятками тысяч. Еще больше дезертиров беззаботно жило на родине, причем их сограждане молча их терпели, а власти вовсе на них не охотились. Дезертиры и халупники, а число последних на фронте также исчислялось многими тысячами, чувствительно уменьшали наличность вступавших в бой войск и главным образом пехоты, к которой они в большинстве случаев и принадлежали. Если бы моральные силы армии удержались на высшем уровне, то эти люди не пропали бы для армии, и тогда вопрос о пополнениях не получил бы такую остроту. Укомплектования могли бы также возрасти, если бы на родине не переменилось отношение к войне. Воля к войне имела решающее значение, и она-то и дала отказ.

Война расходует людей – это входит в ее сущность. Современный оборонительный бой пожирает больше жертв, чем наступление, и это уже говорит в пользу последнего. Август, сентябрь и октябрь 1918 года обошлись нам гораздо дороже, чем март, апрель и май того же года. Большая часть убыли трех весенних месяцев заключалась в легкораненых, которые возвращались в строй. Пленных, которых мы потеряли при обороне, надо отнести к числу безвозвратных потерь. К сожалению, само собой разумеется, что при больших массах, которые были введены в бой, потери, несмотря на все тактические мероприятия, сами по себе должны были быть высоки.

Затруднения с пополнениями к марту 1918 года не были устранены, хотя мы и имели в своем распоряжении несколько сот тысяч запасных; при предстоявших больших потерях этот запас укомплектований представлялся недостаточным. Англии и Франции также приходилось бороться с такими же трудностями. Осенью 1917 года в английской дивизии считалось двенадцать батальонов, теперь же только девять. После сражения Шампань – Эн Франция расформировала много свыше 100 батальонов территориальных и территориально-резервных формирований. Новые американские формирования, которые могли иметь лишь незначительную боевую ценность, еще не прибыли. Подводная война продолжала работать; каким тоннажем располагала Антанта для перевозки войск, мы определить не могли.

Так как армия переходила от обороны к наступлению, то ей удалось в своем сознании преодолеть тяжелые моральные впечатления, которые оставили бои предыдущего года. Дух войск, казалось, окреп, но, несмотря на это, нельзя было в марте 1918 года не признать, что подпольная разрушительная работа проявляется то тут, то там. С поступлением в рекрутские депо призыва родившихся в 1899 году начали поступать жалобы на это пополнение и на его моральный склад. Бросались в глаза также те значительные суммы денег, которыми многие рекруты располагали. Это явление должно было сильно огорчать людей старших возрастов, которые уже давно находились на фронте.

Для поднятия моральной способности воевать на родине ничего не было сделано. Неурядицы в военно-экономической жизни с каждым днем обострялись. Приподнятое в целом настроение армии временно отразилось и на родине и многому дало обманчивое освещение. Но духовная жизнь широких масс осталась в стороне от этого подъема, она была порабощена неприятельской пропагандой, эгоистическими интересами и заботами, опасности же, которые угрожали исходу войны, не беспокоили ее! Родина больше не была способна давать закал нервам армии, и, наоборот, их терзала; мы еще не знали, каких размеров достигла агитационная работа независимых социал-демократов. Стачки, произошедшие в конце января 1918 года, еще раз приоткрыли стремления независимой социал-демократической партии, состав которой беспрерывно увеличивался и которую вожди твердо держали в своих руках, в то время как профессиональные союзы утрачивали свое влияние.

Само правительство, хотя и энергично реагировало на стачки, но не усматривало в них знамения времени, как и в движении, охватившем моряков осенью 1917 года. Вопрос заключался в том, не следует ли решительным вмешательством установить порядок в Германии, хотя бы при этом временно пострадало производство боевого снаряжения. В противном случае приходилось опасаться большого ущерба от стремлений к государственному перевороту. Имперское правительство было