В статье Т.П. Ефименко привлечены сведения о записных ремесленниках, об ученичестве, о шедевре, о поручительстве записных мастеров за новичка. Использован частично и украинский материал, что оказалось очень интересным в отношении терминологии: слово «цех» переводилось словом «сотня».

Работа Т.П. Ефименко, несмотря на ее краткость и неполноту материала, интересна новой постановкой вопроса о русских цехах в XVII в. (о XVI в. почти ничего не сказано). Основной вывод Ефименко: русские городские ремесленники в XVII в. имели ряд признаков цеховой организации, некоторые признаки к этому времени начали уже исчезать (одновременно аналогичный процесс совершался в Западной Европе). К сожалению, работа Ефименко прошла почти — незамеченной нашей историографией.

В 1921–1923 гг. было предпринято издание «Архива истории труда в России», в котором вопросы древнерусского ремесла разрабатывались Н.А. Рожковым, В.Ю. Гессеном, К.А. Пажитновым и др.

Рожков о цеховом строе высказался очень неопределенно[1594]. Статья Гессена, изобилующая фактическими ошибками, не вносит ничего нового в интересующий нас вопрос, склоняясь к лешковскому пониманию древнерусских корпораций[1595]. Интереснее работа А. Введенского, устанавливающего элементы цеховой корпорации у иконописцев[1596].

П.И. Лященко в своей «Истории русского народного хозяйства», написанной в 1922–1926 гг., совершенно отрицал возможность сопоставления Руси XVI–XVII вв. с Западом (не говоря уже о более раннем времени)[1597].

В 1935 г. М.Н. Тихомиров в своем исследовании о псковском восстании остановился на ремесленно-корпоративном характере городских «сотен», о чем мы уже упоминали выше[1598].

Интересные выводы М.Н. Тихомирова встретили возражения в статье В.И. Шункова «Ремесло в Пскове и Новгороде по данным сыска 1639–1640 гг.» («Исторические записки», № 5, 1939 г.).

По поводу последней статьи нужно заметить, что отрывочные данные сыска не могут служить основанием для отрицания ремесленного характера сотни. Сотня не являлась исключительно профессиональной организацией, как не был ею в это время и западный цех (см. выше о работе Т.П. Ефименко).

Цифры, приведенные В.И. Шунковым, говорят скорее в пользу выводов М.Н. Тихомирова, так как содержат указание на ряд близких профессий:

Мокролужская сотня — 6 кузнецов, 1 молотовщик;

Никольская сотня — 1 рукавичник, 3 сапожника, 1 скорняк, 1 шапочник;

Жирковская сотня — 5 рыбников;

Пятенная сотня — 1 бочар, 1 квасница, 1 сусленник, 1 яблочник, 1 мельник.

В Мокролужской сотне из 16 человек, занятия которых известны, 7 человек заняты кузнечным делом. В Никольской — 6 из 13 заняты кожевенно-скорняжным, в Жирковской — 5 из 9 — рыбным, в Пятинной — 5 из 13 — квасным.

Свой взгляд на проблему цеховых организаций в древней Руси я сформулировал в конспективной форме в 1936 г.[1599]

С.В. Юшков нашел возможным говорить о цеховом строе для значительно более раннего времени: «Об организации цехов наши памятники IX–XII вв. молчат, но это не значит, что их не было; существование их вполне возможно»[1600].

Последней по времени опубликования работой, затрагивающей проблему ремесленных организаций, является статья К.А. Пажитнова, в которой автор приходит к выводу, высказанному в весьма категорической форме: «В сохранившихся памятниках допетровской Руси не содержится ни малейших признаков существования такого института (речь идет об особых организациях ремесленников)». «В Московской Руси не было ничего подобного цеховому устройству Западной Европы»[1601].

Из своих предшественников К.А. Пажитнов выбирает в качестве объектов критики только Лешкова и Довнар-Запольского, обходя молчанием более серьезную работу Ефименко.

В противопоставлении русского ремесла, связанного с торгом, ремеслу западному, цеховому, которому «чуждо смешение торговцев и ремесленников» (стр. 164), К.А. Пажитнов неправ, так как и русские и западные мастера почти всегда сами продавали свои товары, выступая на рынке в торговом ряду в качестве торговцев. Флорентийские цехи включали в свой состав крупных торговцев; то же наблюдаем и в передовом Брабанте[1602].

Ссылки на Ю. Крижанича и И. Посошкова, позволившие автору отрицать даже подобие цеховых организаций, неубедительны. Крижанич рекомендует взяться за государственное упорядочение ремесленных организаций. О том же говорит и Посошков, который добавляет еще требование установления системы патентов на изобретения. Не средневековый цех, возникающий нередко вопреки государственной власти, а мануфактур-коллегия и главный магистрат были идеалом Крижанича и Посошкова.

Нельзя также считать серьезным аргументом и указание на то, что правительство не стремилось создать ремесленные организации (стр. 166). Ведь западные цехи возникли без всяких предписаний со стороны верховной государственной власти. Все петровские указы, касающиеся ремесленных организаций, К.А. Пажитнов относит за счет европейского влияния, примыкая в этом к Рычкову и Дитятину. Однако, анализируя указы 1700, 1704 и 1721 гг., мы видим в них очень много своего, русского, и притом существовавшего задолго до Петра. Так, например, обязательная запись у воевод, упомянутая в указе 1704 г., встречается еще в Торговом уставе 1667 г.[1603] Выборные старосты рядов и сотен известны нам с XV в., а в XVII в. упоминаются очень часто (см. у Довнар-Запольского, стр. 147–148). Не было новостью и «освидетельствование гезеля», т. е. проверка знаний ученика, требуемое указом 1721 г.: на полвека ранее в Астрахани, например, производился экзамен ученику, и члены организации давали свидетельство на звание мастера[1604].

Любопытно, что даже в отношении юрисдикции цехов Петр поступился своей любовью к последовательности, четкости и изъял цехи из ведения Юстиц-коллегии, оставив все судебные дела в городских магистратах. В этом опять сказалась «старина», «пошлина», так как городские ремесленники не получали, а сохранили самоуправление.

Наш обзор той небольшой литературы, которая существует по вопросу о русских ремесленных организациях, показал всю спорность и сложность этого вопроса. В спорах ясно обозначились два противоположных взгляда; материалом для обсуждения являлись почти исключительно данные XVIII в., до конца так и не исчерпанные ни одной из сторон.

Если вопрос о ремесленных корпорациях времен Алексея Михайловича оказался весьма дискуссионным, то для эпохи XIV–XV вв. он даже и не ставился. В силу этого наша задача — проследить формы ремесленной организации именно в эти столетия — еще усложняется. Обзор литературы показал также, что уяснению вопроса нередко препятствовали отсутствие четкости в его постановке и слишком суммарное представление о цехах в Западной Европе. Отрывочным русским свидетельствам противопоставлялось синтетическое представление о цехе вообще, абстрактная социологическая категория, возникшая как обобщение множества разнородных вариантов.

В настоящее время медиевисты с достаточной полнотой изучили цеховой строй Западной Европы. Закончены споры о происхождении цехов, об их сущности, и отчасти решен вопрос об их эволюции с X по XVI столетие. К сожалению, в изучении развития цехового строя главное внимание было обращено на расцвет и упадок цехов; объектом исследования были преимущественно цехи не только вполне сложившиеся, но уже пережившие свой расцвет и содержавшие ряд противоречий, приводивших их к омертвению.