ратушѣ» (курсив наш. — Б.Р.)[1632]. Киевляне начали писать свою челобитную по московской терминологии, говоря о четырех сотнях, но очень скоро сбились на более привычную местную терминологию и заменили слово «сотня» словом «цех». Очевидно, в их представлении ремесленная «сотня» настолько сливалась, с цехом, что они пользовались этими словами, как синонимами[1633].

Наличие элементов разложения цеха в XVII в. и недоразвитость цехового строя в предшествующий период ставят перед нами сложную задачу определения форм и исторического развития ремесленных корпораций.

В интересующее нас время — XIII–XV вв. — мы не знаем ни одного документа, который говорил бы определенно о русских цехах. Правда, общий облик таких городов, как Новгород, Псков, Москва, степень развитости ремесла в них, интенсивность классовой борьбы — все это сближает русские города с западноевропейскими. В области торговых и территориальных организаций («ряд», «сотня», «улица») русские города также близки к своим западным соседям. Различие заключается в отсутствии на Руси писаных цеховых уставов, которыми изобилует западное средневековье. Даже, если принять известную поправку на степень сохранности наших источников XIV–XV вв., нам все-таки придется признать меньшую развитость русских ремесленных корпораций.

Но можем ли мы только на основании отсутствия цеховых уставов безоговорочно утверждать, что русские города XIV–XV вв. совершенно не знали ремесленных корпораций, близких к западным цехам. Упомянутый выше материал по восточным цехам убеждает в том, что между возникновением и оформлением цеха иногда проходит несколько столетий. Сделаем попытку по косвенным данным проверить существование организаций ремесленников в крупных русских городах в XIV–XV вв.

При отсутствии цеховых юридических документов внешними признаками цеховой корпорации являются совместные пирушки, постройка патрональной церкви, совместное проведение праздников и т. п. Эти признаки, одинаково характерные для всех этапов развития цехового строя (и всегда одинаково второстепенные), являются наиболее явными, заметными, и ими легче всего руководствоваться в поисках корпоративных связей.

Каждый цех имел своего покровителя среди христианских святых; в честь патрона строилась церковь, являвшаяся организационным центром цеха, — здесь хранились казна и документы, здесь приводили к присяге, судили, около церкви собирались в особые праздники, близ нее хоронили умерших сотоварищей. Цех был одновременно как бы религиозным братством. В каждом цеховом уставе значительное место отведено содержанию церкви, расходам на свечи и обязательности совместного празднования дня своего патрона. Религиозная оболочка многих цехов (служившая иногда удобной маскировкой для ремесленников) нередко вводила в заблуждение историков: чем стариннее цеховые уставы, тем больше места отведено в них вопросам удовлетворения религиозных потребностей, так что многие из них производят такое впечатление, что цехи учреждены исключительно для спасения душ своих членов[1634].

Сильной примесью религиозного элемента нужно объяснять и длительные споры о сущности украинских братств.

Итак, наиболее уловимым для историка признаком цеха является патрональная церковь. Возьмем в качестве примера кузнецов и попытаемся проследить церкви покровителей кузнечного дела[1635].

Христианскими патронами кузнецов в древней Руси были Кузьма и Демьян[1636].

Выше (в 1-й части) мы проследили связь кузьмодемьянского культа со змееборческим эпосом и с различными первобытными воззрениями на кузнецов, как на чародеев. Дополним сведения о Кузьме и Демьяне как о покровителях кузнечного ремесла более поздними данными.

По данным украинского фольклора, праздник в честь Кузьмы и Демьяна (1 ноября) являлся обязательным для кузнецов. «Праздник Кузьмы-Демьяна — цеховой корпоративный праздник, который празднуют кузнецы»[1637].

В Смоленском антирелигиозном музее хранятся цеховые знамена (хоругви) разных цехов 1839 г. На знамени цеха серебреников изображен Николай, на знамени печников — Фома и Павел, у столяров — Иосиф, у портных — Харлампий и Иван Воин, у сапожников — Авраамий Смоленский. Хоругвь цеха кузнецов в серебряном окладе имеет на одной стороне икону Кузьмы и Демьяна, а на другой — надпись «з[намя] кузнѣчного цѣха»[1638].

Любопытны цеховые книги XVIII–XIX вв. Для примера укажем на «Книгу цеху ковалского Короповского 1771»[1639].

Цеховой праздник («канун») кузнечного цеха был назначен на 1 ноября, т. е. опять на день Кузьмы и Демьяна[1640].

Приведенные факты XVIII–XIX вв. дополняют сведения о Кузьме и Демьяне как покровителях кузнечного ремесла. В связи с нашей задачей нам необходимо обратить внимание на церкви, построенные в честь Кузьмы и Демьяна. В некоторых случаях само название церкви совершенно твердо связывает их с кузнецами. Такова, например, каменная церковь Кузьмы и Демьяна, «что в Старых Кузнецах» в Москве близ Спасо-Чигасовского монастыря на Гончарной улице[1641]. Церковь, судя по ее архитектуре, была построена в XV в.[1642]

Невдалеке от Старых Кузнецов в XVII в. существовала деревянная церковь Кузьмы и Демьяна, «что в Кузнецах у Таганных ворот»[1643].

В районе этих двух церквей в 1638 г. было 70 дворов, принадлежавших кузнецам[1644]. Каждая церковь находилась в центре кузнецкой слободы, имевшей своего старосту[1645].

В Костроме есть церковь Кузьмы и Демьяна, носящая совершенно то же название, что и Московская — «Кузьмы и Демьяна, что в Старых Кузнецах»[1646]. Кузьмодемьянский монастырь в Кузнецкой слободе упоминается в XV в.[1647]

В Туле, где была особая церковь Кузьмы и Демьяна, придел в их честь существовал в Введенской церкви, что в «Кузнецах»[1648].

Столь же определенно связана Кузьмодемьянская церковь с кузнецами в Новгороде Великом: в 1533 г. «священа бысть церковь древяная святiи чюдотворци Козма и Дaмiянъ въ Кузнѣцахъ на Гзени»[1649].

Писцовая книга по Новгороду Великому знает «церковь Кузьмы и Демьяна на Кузнецкой Новой, что на Всполье»[1650].

При определении состава населения в районе кузьмодемьянских церквей мы в ряде случаев можем по писцовым и переписным книгам установить наличие здесь кузнецов. В приведенном выше примере Кузнецкой Новой улицы писцовая книга сообщает, что от Кузьмы и Демьяна к Волхову жили кузнецы, гвоздочники, железники и котельники[1651].

Анализируя данные писцовых книг, необходимо иметь в виду, что они обычно относятся ко времени более позднему, чем время постройки или основания церкви, и первоначальное равновесие между составом населения и патрональной церковью могло быть нарушено: ремесленники данной специальности могли переместиться в другой район города[1652].

Это, прежде всего, относится к кузнецам, связанным по роду своей деятельности с огнеопасными горнами. В связи с ростом города кузнецы все время отодвигались к валам. Для Новгорода у нас есть прямое свидетельство 1503 г. о перемещении кузнецов из города: «Того же лѣта повелѣнiемъ великого князя выслаша за городъ хлѣбниковъ и колачниковъ и кузнецовъ жити на поле»[1653].

Учитывая указанные особенности источников, сопоставим сведения о кузьмодемьянских церквах с составом населения.

Церковь Кузьмы и Демьяна в Шубине (Москва) расположена в непосредственной близости от Кузнецкой слободы, напоминанием о которой