сел у Лоры между ног. От его пальцев у нее под юбкой, должно быть, остались синяки. Подол мерцал, и взгляд Лоры тоже. Вернувшись в сидячее положение, она смотрела на него остекленевшими глазами, будто два океана покрылись коркой льда, и покачивалась назад-вперед верхней половиной тела. Когда Франц уж больно испугался, не переборщил ли он, Лора протянула руку, намотала ворот его рубашки на свой кулак и потянула на себя.

Франц должен был сказать ей, что она пьяна и что укус все еще лишает ее воли, подтасовывает настоящие желания. Что ей не стоит это делать… Но вместо этого он опять смолчал. Уже во второй раз Франц не смог позволить самому себе все испортить, потому что Лора поцеловала его так, словно сама пила, не кровь, но его дыхание. В тот момент он был готов отдать ей всего себя, даже если бы это означало, что он сам больше никогда дышать не сможет.

– Это я отравила жителей Самайнтауна, – призналась Лора вдруг. Их губы разомкнулись с влажным звуком, протягивая между ними темно-розовую ниточку слюны. Франц вытер уголок рта Лоры большим пальцем, почему‐то совсем не удивленный. Может быть, потому что она была жива, и на фоне этого любые ее ошибки меркли. Зато Франц испытывал вину – он должен был догадаться сразу… – Я ужасный человек. Ничем не лучше Ламмаса. Такое же чудовище.

– Возможно, – ответил он серьезно. – Но мы в Самайнтауне все чудовища. Его для нас построили. К тому же ты нравишься мне такой.

– Я терроризировала тебя несколько лет…

– А я терроризировал себя полвека. Так что тебе еще есть к чему стремиться.

Лора хмыкнула, опустив голову, но Франц поднял ее обратно вверх, мягко удержав за подбородок.

«Теплая, такая теплая, – подумал он опять, почти забыв обо всем, что происходит в мире. – И не отталкивает, хотя действие укуса уже должно было закончиться. Значит…»

– Франц. – Нет, все‐таки оттолкнула. Точнее, осторожно отвела в сторону рукой, когда его губы вновь прижались к ее губам, соленым от слез и крови. Он едва не надулся от острой, почти детской обиды на нее, что только подарила ему надежду и тут же отняла, но затем Лора вдруг махнула головой на соседний свод пещеры, и он наконец заметил, что она вовсе не выглядит недовольной иль сердитой. Она выглядит встревоженной. – Кажется, там кто‐то есть. Ты слышишь?

Хоть и не напившийся крови настолько, чтобы совсем ее не жаждать, Франц тем не менее выпил достаточно, чтобы, по крайней мере, больше не стыдиться звать себя вампиром. Цвета, все еще контрастно яркие, резали глаза. Зрение цеплялось за мелкие травинки и трещины в стенах, и потому Франц на секунду сомкнул веки, чтобы точно так же за все подряд принялся цепляться его слух. Какой‐то кашель, стоны, женский голос… Он разобрал слова «Как непривычно» и «Ого!» и даже смог понять, что это точно не Кармилла – ее голос звучал тоньше. Значит, кто‐то другой. Но разве у Ламмаса есть еще приспешницы?

– Давай посмотрим, – сказал Франц и наконец‐то встал, причем твердо, не шатаясь. Тело казалось таким легким, будто руки и ноги набили ватой. Но еще легче, однако, казалась Лора, когда Франц подхватил ее на руки, ойкнувшую, и удобно перехватил под спину и коленки.

– Постой, – опять сказала Лора, и Франц послушно замер, невольно опустил взгляд между ее бедер к покрывшемуся пленкой укусу, решив, что сделал больно или она хочет на всякий случай перевязать его. Но дело оказалось в другом: – Есть еще кое-что, в чем я должна признаться. Я отравила жителей Самайнтауна не просто так, а в обмен на обещание, что снова ходить смогу.

– И как мы видим, Ламмас тебя все же обманул, – хмыкнул Франц скептично, оглядывая Лору от бледных неподвижных носков до головы.

– Не совсем. Он дал мне тот самый кинжал, которым я Христиана заколола, чтобы ноги при себе оставить. Сказал, что если заколю еще кое-кого, то точно смогу ходить.

– И почему ты говоришь мне это?

– Потому что этот «кое-кто», Франц, – ты. И, возможно, этот кинжал способен окончательно тебя убить.

– О, так это был он, значит, – смекнул Франц, и, когда Лора нахмурилась непонимающе, небрежно покачал головой. Руки его сжались вокруг ее тела крепче, прижали к себе, будто Франц боялся ее уронить, хотя улыбался при этом самоуверенно, даже нахально. Во все свои четыре клыка, на которых до сих пор чувствовал вкус ее крови. – Лора… Если этот кинжал действительно способен вернуть тебе способность ходить, то ты должна его использовать. Твои очаровательные ножки ведь определенно стоят одного жалкого вампира, правда?

– Но… Но… – Лора вдруг растерялась, как не терялась на глазах у Франца ни разу в жизни, разве что в Лавандовом Доме от страха. – Значит, ты все еще хочешь умереть?

Это прозвучало совсем тихо. И Франц так же тихо ответил:

– Уже не уверен.

– Вот и я не уверена, что хочу снова ради ног кого‐то убивать. Тем более… тебя.

– Хм. Тогда давай договоримся, – решил Франц, немного подумав. – Ты сама решишь, когда даровать мне смерть. Сделай это, когда тебе окончательно осточертеет твоя коляска или когда будешь готова. А до тех пор… До тех пор, пока ты считаешь, что я тебе нужен, я еще немного поживу, идет?

Лора кивнула заторможено, явно не веря своим ушам, как Франц не верил собственному рту, а затем он перехватил ее еще чуть крепче и весело, почти вприпрыжку, двинулся вперед.

* * *

Все‐таки хорошо, что Франц выпил кровь перед тем, как они отправились исследовать туннели. Лора как знала, что здесь их ожидает нечто пострашнее цепкой Немой реки! От цветов, осоки и других растений, действительно превративших канализацию в заросшую пещеру, прямо‐таки веяло бедой. Обилие клематисов казалось особенно зловещим. Все они, раскрыв свои бутоны, поворачивались за Францем и Лорой, как за солнцем, точно провожали их. Сколько бы Лора не крутилась по сторонам и не изучала каменные своды, пока Франц нес ее по душному изумрудному коллектору, она так и не могла понять, что здесь происходит. Зачем Винсенту Беллу понадобилось отдавать канализацию в распоряжение Ламмаса, даже если они все это время были заодно? Только для того, чтобы ему было где разделывать трупы? Или они что‐то прятали здесь?

Еще никогда Лора не получала ответы на свои вопросы настолько быстро. Уже спустя несколько поворотов и странных камер с чугунной решеткой, мимо которых Франц почему‐то крался на цыпочках, они достигли перекрестка между туннелями, который походил на зал. Лора с усилием вспомнила, что это пространство должно было отводиться для технических узлов и оборудования, вместо которого здесь, однако, стояли только семь столов: длинные, металлические на прямых ножках,