Скоро в обычный год босые ноги в танце принялись бы выдавливать виноград ради черного вина, а на берегу рассыпали бы орехи, и аисты взмыли бы в небо над Зиганой. В обычный год перед осенними штормами, закрывавшими мореходный сезон, состоялся бы большой праздник, а затем еще один, и землю оставили бы в покое до весны, которая вновь привела бы с собой корабли.

Однако на сей раз все было иначе. Ничто не прошло как обычно, и радовался лишь гарнизон в крепости на холме, у которого отныне появилось отличное оружие и доспехи. С моря Николас поприветствовал их выстрелом из пушек, и они дали залп в ответ. Затем крепость уменьшилась и расплылась в тумане, а затем и вовсе скрылось из виду.

Черное море казалось пустым. На такую удачу они даже и не надеялись. С первых дней оба корабля хранили молчание, и из «вороньего гнезда» впередсмотрящие пристально наблюдали за горизонтом в поисках турецких кораблей. Однако, видели они лишь рыбацкие суденышки: весь флот собрался у Трапезунда, а пленные корабли из других гаваней уже давно отослали на запад. Спустя восемь дней после выхода из Керасуса они в темноте миновали вражеский Синоп, и по огням обнаружили, что в бухте нет ни одного крупного судна. Здесь была самая узкая часть Черного моря. Теперь было проще отправиться в Каффу на север, нежели продолжать путь на запад, до самого Босфора, но никто даже не заговорил об этом. Битва закончилась, и выбор был сделан. Они плыли дальше.

Путешествие проходило не совсем так, как рассчитывал Юлиус. Николас постоянно был занят, или поговорить им мешали Лоппе, Годскалк или Тоби. Лишь спустя некоторое время стряпчий осознал, что они делают это намеренно: словно пытаются от чего-то защитить Николаса… Оставалось, правда, непонятным, его ли самого или, напротив, других людей от него.

Но почему? После трех месяцев скуки Юлиус почти не думал о лежащих впереди опасностях. Он чувствовал себя богачом и счастливцем, и его раздражало, что все прочие не разделяют его настроения.

Джон, как всегда, с безучастным видом занимался корабельными делами. Кракбен, к которому сперва относились с подозрением, оказался весьма сведущим мореходом, профессионалом, который исполнил один контракт и готов был заключить другой, без всяких задних мыслей и дурных намерений. Асторре, мрачный поначалу, теперь приободрился в надежде на скорое сражение. Происшедшее в Трапезунде стало для него личным оскорблением, как для всех наемников, когда наниматель их предает. Одному лишь Николасу удалось выбраться чистеньким из всей этой истории, да при том еще и разделаться с ублюдком Дориа…

Что касается судьбы генуэзца, то Юлиуса она очень интересовала. Тоби, впрочем, не слишком желал распространяться на эту тему.

― Его убил чернокожий паж Ной, которого он подарил Махмуду. Не нужно ничего говорить Катерине.

Юлиус был потрясен.

― Ной помог вам? Но почему?

― Он нам не помогал. Я же говорю, он убил Пагано Дориа. С тем же успехом он мог предать и нас. Но куда сильнее он ненавидел Катерину.

Все это было как-то странно…

― И Дориа тоже? ― предположил Юлиус.

― Нет, Дориа он любил. В этом-то вся проблема. Ты не хочешь пойти поговорить с Катериной? ― осведомился лекарь.

― Нет, Катерины с меня довольно, ― без колебаний отрезал Юлиус.

Хуже всего было то, что девчонка не желала оставаться с другими женщинами. Конечно, ее едва ли стоило за это винить. В большинстве своем они были венецианками, и не замужем, хотя уже давно обзавелись детишками. После того, как улеглись первые волнения и страх за судьбу любовников и мужей, они понемногу развеселились, тем более, что никакой опасности им пока не грозило. Впереди лежала Венеция, цивилизованная жизнь, друзья и комфорт. Мужчины вокруг с удовольствием оделяли их знаками внимания, ― вот почему они не смущались, выказывая свою нелюбовь к генуэзцам.

В конце концов, ни кто иной, как генуэзский консул перешел на сторону врага и был убит, по слухам «этим красавчиком Николасом, юным героем, который спас их всех». Предатель поплатился по заслугам, а зато они спаслись, и их товар тоже уцелел. И, конечно, женщины и дети. Немногочисленные генуэзцы поэтому держались тише воды, ниже трапы, поскольку у них не было ни вождя, ни товара, ни родины, на которую им так уж хотелось вернуться. Катерина, чужая в обоих лагерях, взамен принялась преследовать Николаса.

И вот спустя три недели путешествия, они достигли западной оконечности Черного моря и оказались перед единственным выходом: Босфорским проливом, защищенным турецкими пушками. Они решили миновать его при свете дня. Катерина, прятавшаяся в трюме, видела вновь этот грозный берег, мимо которого уже проплывала однажды, наслаждаясь объятиями Пагано. Вот возвышался внушительный Анадолу Хисари на азиатском берегу, а справа ― массивная круглая башня Богази-Кесен. Головорез, так ее называли. Или убийца, потому что ни один корабль не мог пройти между жерлами двух рядов пушек. Они вошли в Босфор, и пушка с Богази-Кесен выстрелила.

На открытом воздухе звук раздался негромко, словно Господь Бог стукнул кулаком. Там, где упало ядро, вода взмыла вверх, подобно белым перьям. Парусник отреагировал немедленно, спустил флаг, а затем паруса и, маневрируя по ветру, остановился вместе с пленной галерой. Они подождали немного. Где-то вдалеке спустили на воду лодку. Даже отсюда был заметен блеск оружия. На обоих кораблях стояла такая тишина, что даже слышно было, как ревут бычки в загонах галеры, а на ветру хлопают снасти и волны плещут о деревянные борта. Солнце было жарким, и из-под тюрбанов у матросов струйками стекал пот. А внизу, в трюмах, в духоте прижимались друг к другу беженцы, прикрывая детям рты ладонями.

Николас появился на палубе в окружении людей, которые выкатывали бочонки. Он смеялся.

― Боже правый, что же вы все так притихли? Вы победили христиан, захватили галеру, изнасиловали всех до единого мальчишек на Черном море, набили мешки церковными кубками, коврами и подсвечниками, а теперь возвращаетесь домой к своим женам, богатыми и пьяными от краденого вина. Это против правил, но вам наплевать. А когда вы и им подарите пару бочонков, то солдатам тоже это понравится. Ну же, ты, ты и ты, все, кто хорошо говорит по-турецки, болтайте, пойте, кричите. Все остальные ― пляшите. Джанни, беги на нос и покажи им пару трюков, а затем можешь помочиться по ветру, когда они подойдут поближе. Давайте!

Внизу первым услышали именно его голос, затянувший какую-то песню. Крики продолжались, перемежаемые икотой, топотом ног и другими голосами, поющими и что-то вопящими по-турецки.

Отчетливый запах вина начал просачиваться в трюм, затем послышался скрип весел в уключинах, который постепенно приближался. Опять раздались крики и какой-то грохот, и несколько глухих ударов. Затем понемногу вся эта какофония начала затихать. Вновь послышались шаги по палубе и заскрипели весла. Люк открылся, и Николас спрыгнул вниз.

Он был слегка пьян, глаза его блестели. Со второй попытки ему удалось выдавить: