Однако английская дипломатия характеризовала деятельность России в Аравии и в зоне Персидского залива, «возросшую там активность русских», как «однозначно» угрожавшую британским интересам. По мнению английских дипломатов, самыми болезненными для Британской империи акциями русских в зоне Персидского залива стали:

– демонстрация Андреевского флага кораблями Военно-морского флота России, посетившими Персидский залив с миссиями военной дипломатии в 1900–1903 гг.;

– деятельность созданного в 1900 г. «Русского Общества Пароходства и Торговли» (РОПиТ);

– открытие в 1903 г. субсидированной российским правительством пароходной линии «Одесса – порты Персидского залива», что заметно содействовало продвижению коммерческих интересов России в Прибрежной Аравии и в зоне Персидского залива в целом;

– направление «чумовых миссий» в Южную Персию и в Хиджаз для оказания помощи персам и арабам Аравии в борьбе с эпидемиями чумы.

Оценивая роль и место портов зоны Персидского залива в торговле края, титулярный советник Александр Алексеевич Адамов, посещавший их в 1897 г. со специальной миссией русского правительства, отмечал, что ключевыми из них на Аравийском побережье этого района являлись Маскат, Кувейт и Бахрейн.

«Наиважнейшими» городами-портами конкретно на Оманском побережье, помимо Маската, российские дипломаты называли Шарджу, Ра’с-эль-Хайму, Дубай и Абу-Даби. Указывали, что они состояли в «постоянных торговых сношениях» друг с другом. Что же касается самой торговли, то, с их слов, почти всю ее в то время «забрали в свои руки англо-индийские коммерсанты». Доля их в суммарном товарообороте (в сделках по ввозу и вывозу) составляла в начале XX столетия не менее 83%. Удерживали они за собой и монополию в том, что касалось перевозки грузов. Так, из 284 судов, посетивших Маскат в 1902–1903 гг., 276 были английскими и только 8 – русскими[481].

Одной из причин, «основательно стопоривших русскую торговлю» в Прибрежной Аравии и в зоне Персидского залива в целом, отечественные дипломаты считали «выпадание всего этого района» из сферы деятельности российского морского торгового флота. Их соображения и соответствующие рекомендации МИД по данному вопросу правительство услышало, и установленная вскоре торгово-пассажирская линия «Одесса – порты Персидского залива» стала важным инструментом Российской империи по реализации коммерческих планов в бассейне Персидского залива, в Аравии и Месопотамии. Морское сообщение на новой линии поддерживалось пароходами «Трувор» и «Корнилов», принадлежавшими «Русскому Обществу Пароходства и Торговли» (РОПиТ). Для выполнения «четырех ежегодных срочных рейсов» из Одессы в порты Персидского залива правительство России выделяло РОПиТ «субсидию в размере 200 000 рублей в год»[482].

Деятельность РОПиТ по налаживанию регулярных коммерческих перевозок в порты Персидского залива, докладывал генеральный консул в Багдаде Алексей Федорович Круглов, не на шутку встревожила англичан. Бритты открыто начали высказываться насчет того, что «действовать намерены жестко», и готовы будут «за ничтожную плату» перевозить все грузы, идущие в Персидский залив, «лишь бы не оставить ничего русским судам».

Заявления такого рода подкреплялись практическими действиями. Англия, по выражению французских дипломатов, делала все возможное,чтобы «покончить с российским Посейдоном в аравийских водах», раз и навсегда[483].

С первым рейсом в порты Персидского залива, в том числе в Маскат, РОПиТ отправило пароход «Корнилов». До него, к слову, русские коммерческие суда в Персидский залив не заходили. Только в 1900 г., и также впервые, о чем мы еще расскажем читателю в этой части книги, воды Залива посетила русская канонерская лодка «Гиляк».

Из отчета о торговой экспедиции парохода «Корнилов» в Персидский залив, составленного Федором Федоровичем Классингом, капитаном судна, выполнявшим также полномочия коммерческого агента РОПиТ, следует, что в Маскат «Корнилов» прибыл 3 марта 1901 г., в 7.30 утра. «На пушечный салют парохода последовал ответ с одной из крепостей Маската, и впервые взвился над ней русский коммерческий флаг». В Маскат «Корнилов» доставил «золотой галун, сахарный песок, хлопчатобумажные ткани и керосин». Султан Маската, которому Ф. Классинг имел честь представиться, «очень благосклонно, – по его словам, – отнесся к новому русскому начинанию» – к установлению пароходной линии.

Один из проживавших в Маскате европейских коммерсантов, замечает Ф. Классинг, некто Гогуйер, француз, «единственный тогда там не англичанин», предложил свои услуги в качестве местного агента РОПиТ. Другого выбора тогда не имелось. Однако впоследствии, узнав, что месье Гогуйер торговал оружием, РОПиТ от его услуг отказалось[484].

Слегка опережая ход повествования, к месту, думается, будет сказать, что в качестве кандидата на должность агента РОПиТ в Маскате рассматривался также «армянин, турецкоподданный Бедевиан, представитель торгового дома “М. Кеворков и Компания”». Но и он, как стало известно русскому консулу в Бушире, статскому советнику Николаю Помпеевичу Пассеку (01.05.1904), также занимался торговлей оружием. Более того, «принят был под покровительство Франции». Проработкой вопроса о том, кто мог бы занять должность агента РОПиТ в Маскате, активно занимался, как явствует из донесения Н. П. Пасека, его «негласный агент в Маскате», и что подготовленный им список кандидатов консул собирался рассмотреть во время планировавшейся им осенней (1904 г.) поездки в Маскат.

11 мая 1904 г. I Департамент МИД Российской империи информировал Главное управление торговли и мореплавания о необходимости «отложить окончательное решение о поручении обязанностей агента РОПиТ в Маскате» до открытия там русского консульства (этот документ – одно из свидетельств серьезности намерений внешнеполитического ведомства России насчет учреждения в Маскате консульскоко поста)[485].

Излагая в отчете сведения, собранные о Маскате, Ф. Классинг акцентировал внимание на двух моментах. Во-первых, на том, что карантин в этом порту находился в «английских руках»; и что карантийный патент выдавался английским консулом. И, во-вторых, на том, что в торговом отношении, что касалось ввоза, Маскат представлял собой, на его взгляд, неплохой рынок для русского керосина и леса, как строевого, так и для изготовления ящиков для фиников. Керосин здесь, отмечал в рапорте Ф. Классинг, – «только русский». И во время его пребывания в Маскате «у одного из крупных местных купцов, Каттенси Пуршотум, имелось еще в запасе около 5000 ящиков русского керосина»[486].