и потом уже падает мертвым. Но достоинства мула, как упряжного животного, совершенно не относятся к качеству его мяса. Мясо оказалось чем-то вроде подошвы, и с шатающимися зубами его нельзя было жевать.

Раздобыть какой бы то ни было провиант в нашем тылу – Армянске или Юшуни – не было никакой возможности. Везде стояли войска. Все было выедено дочиста. Оставалось пространство впереди наших пехотных линий до линии большевистской проволоки. Там были хутора. Но бои, которые шли зимой и ранней весной, разорили и эту местность.

Однако наши солдаты разузнали, что некоторые хуторяне ушли в землю, соорудили землянки среди развалин и тут, на ничьей земле, имеют даже под землей коров. К деньгам они совершенно безразличны, ни «колокольчики» Добровольческой армии, ни «керенки», которые печатались большевиками, их не интересуют, но за вещи они охотно дадут молока. У меня в вещевом мешке оказалось несколько пачек катушек английских ниток, которые я положил туда на всякий случай в новороссийском порту, подняв их из разбитого ящика, около одного из горевших военных складов. На совещании с приятелями эти катушки были признаны валютой очень большой ценности. Получить разрешение начальства на такого рода экспедицию было дело безнадежное. Нужно было действовать на свой страх и риск. Опасность была как со стороны своей пехоты, которая могла принять меня за перебежчика к красным и пустить пулю или очередь вдогонку, так и со стороны красных. Не исключалась встреча на хуторах и с красными разведчиками.

Обвешавшись флягами, взяв винтовку и две ручные гранаты, на всякий случай, еще на рассвете, в тумане, я прошел наши пехотные линии. Поднял ежа, которым был закрыт проход в заграждениях, и без всяких приключений, очевидно из-за тумана, добрался до землянок, в которых жили хуторяне.

Первым моим вопросом было – нет ли на хуторах красных? Мне сказали, что последние дни их не видно, так как когда они пытались приближаться, то начинался сильный обстрел из пулеметов со стороны вала. Я начал свое коммерческое предприятие. На предложение денег только отмахнулись, но катушками заинтересовались. Пожилая хозяйка оказалась приветливой и заявила:

– Как ты живой до нас добрался, то уж порожняком назад не пойдешь. Ишь что выдумали – одни белые, другие красные, только народ переводят!

На столе появился свежий черный хлеб и молоко. Корку я есть не мог, приходилось жевать больше языком, чем зубами. С наслаждением поел и наполнил фляги молоком. Хозяевам отдал катушки. Удовольствие портила только мысль о том, как меня встретит наша пехота при возвращении. Ждать темноты не хотелось, так как мог понадобиться на батарее. Хозяева точно объяснили, где нужно проскакивать быстрее, где лучше проползти, так как стреляют красные. Принял их указания во внимание.

Итак, увешанный флягами с драгоценным молоком, немного ползком, кой-где перебежками я добрался почти до наших позиций. Оставалось несколько сот метров. И тут началось. С вала раздался выстрел. Я увидел в воздухе мину с крутящимися лопастями хвоста. Стрелял марковский миномет. Чтобы не попасть под осколки, я распластался, приникнув к земле. Несколько вправо от меня последовал оглушительный взрыв. Ударило по спине несколькими комками земли. Снова последовал выстрел, и через меня со свистом и завыванием пошла вторая мина. Что я думал в то время? «Глупо погибать из-за молока». Других, более глубоких мыслей не было. После разрыва второй мины я решился – вскочил, крича и размахивая правой рукой, бросился к проволоке. На валу послышалась команда прекратить огонь, и когда я, запыхавшись, отсовывал ежа, то в проходе, с наганом в руке, стоял удивленный марковский офицер.

– Откуда?

– Артиллерист, седьмой гаубичной, ходил за провиантом.

– Ну и черти, недаром вас, артиллеристов, еще в германскую салоедами звали; ведь мы новый миномет пробуем!

– Виноват, господин поручик!

– Какой там виноват; мы вас чуть не угробили! – сказал, улыбаясь, марковец.

Молоко я принес всем приятелям, но больше за ним уже не ходил.

Перекопский бой

1920 год. Весна. А весной добровольцам всегда везет. Это все знают. Готовятся к наступлению. Вся огромная страна залита красным наводнением. На юге остался маленький полуостров, и на нем остатки разбитых частей армии генерала Деникина.

Генерал Врангель сумел внушить армии, что она жива. Мужественный генерал Витковский со своими дроздами показал в Хорлах, на что еще способны оставшиеся в живых. Вся Дроздовская дивизия отведена в тыл после Хорловского десанта. Гаубичный Дроздовский дивизион в Хорлах не был, поэтому мы стережем Перекоп с марковцами. Началась пристрелка позиций красных. Начальник артиллерии генерал Фок сам летал на аэроплане и отмечал попадания. Как только какой-нибудь снаряд попадал в расположение неприятельской артиллерии или укрепленных позиций, огонь сразу прекращался, а цель записывалась. За несколько дней до наступления становились на позиции впереди Перекопского вала, выкопали рвы около орудий, чтобы наполнить их снарядами. Ящики и запряжки должны быть отведены подальше от батареи. На некотором расстоянии впереди – памятник, небольшой обелиск. Повесили на нем фонарь так, чтобы зажечь его ночью – точка отметки для наводчиков, невидимая со стороны противника даже в темноте.

Кто-то ездил в Юшунь и рассказывал, что пришло много войск и вся наша пополненная дивизия. Наступать на нашем участке будут марковцы, левее нас корниловцы и казачья кавалерия Морозова. Пришли и танки. Дело будет жаркое. Солдаты и добровольцы надевают чистые рубахи, как полагается, если придется престать пред престолом Всевышнего. Шуток не слышно. Все серьезны и сосредоточенны. Только Болотов не утерпел.

– Одно из двух, – говорит, – или убьют меня, или больше уж не буду есть камсы (маленькая крымская рыбешка).

Ночью, соблюдая все предосторожности, не шумя, не куря, не разговаривая, крадучись выехали на позиции. Так же бесшумно стали. Запряжки отъехали. Встал наводчиком. Получил от командира ряд прицелов и угломеров для разных целей. Записано и количество снарядов. Высота 9.3 – 10 патронов, беглый огонь; цель № 5–5 патронов и т. д. Такого количества снарядов мы давно уже не видали. Снарядов по 200 на орудие. Точку отметки – фонарь – зажгли. Видно отчетливо, но и на панораму (прицельное приспособление) кто-нибудь должен светить карманным фонариком сбоку так, чтобы свет не был виден издалека.

Порядок целей тоже дан. Поставили установку – угломер, прицел. Номера расположились цепью. Один во рву со снарядами и потом до самого орудия, чтобы не было суеты, беготни и бестолочи в темноте, а снаряды, как по конвейеру, подавались бы из рва к орудию по мере стрельбы. Теперь все готово. Сели кто на землю, кто на лафет. Кругом тихо. Не слышно ни пехоты, ни танков.