– Так, говоришь, из-за ремонта лавы выработка упала?

– Да как вам сказать? – небритый достал пачку «Беломора». – Выходит, что так. Комбайн там дополнительный ставим, конвейера меняем…

– Значит, как поменяете, годовой план нагоните?

– Ну да. Жулебин все вроде сосчитал.

– А мы, значит, подстраиваться должны под ваши выкрутасы? Почему с трестом не согласовали? Вы что тут, частные хозяйчики, чего хочу, то и ворочу?

– Вы лучше об этом у Жулебина спросите, товарищ замминистра.

– И где он, Жулебин твой?

– А может, вам лучше с Пищиковым? – заговорщически понизил голос небритый. – Он вам все очень хорошо объяснит. У него-то язык подвешен, так наврет, что…

Небритый осекся, но понятно было, что запинка эта – результат похмелья, а не страха божия.

– А твоя фамилия как? – ласково поинтересовался Слепко.

– Иванов.

– Товарищ Иванов, соберись и ответь, почему ты тут один обретаешься? Где все?

– Какие все? На участки народ перед сменой явится, а бухгалтерия…

– Это понятно, а если что случится?

– А я зачем? У меня все телефоны. Сучин еще был, главный механик наш, но он с полчаса как в шахту спустился.

– Жулебин, значит, утром объявится?

– Да. Сменит меня. А вы бы лучше с Пищиковым…

– Сам как-нибудь разберусь, с кем мне и когда. Кстати, что это еще за ствол у вас наклонный? Не помню, чтобы мы такое утверждали.

– А! – оживился Иванов. – Это не мы, это немцы во время войны построили! Жулебин хочет…

– Мне нужно сейчас в шахту спуститься.

– Я не смогу вас сопровождать, при всем, как говорится, желании, а больше некому, сами видите!

– Обойдусь, я с этой шахтой знаком.

– Бывали здесь уже?

– Я ее строил!

– Вы? То-то мне все казалось: фамилия очень знакомая. Здравствуйте, товарищ Слепко, тут о вас просто легенды ходят! – искренне обрадовался Иванов.

– Здоровались уже.

– Сейчас. Я сейчас.

Отрывисто дергая диск, небритый позвонил на склад и, выяснив у Евгения Семеновича его размеры, приказал кладовщице сейчас же принести в ламповую сапоги, каску и полный комплект новой спецодежды.

– Вам лучше в ламповой переодеться, товарищ заместитель министра, и одежду свою тоже там оставьте, а то в раздевалке – сопрут.

– Знамо дело, – Евгению Семеновичу польстило восхищение этого охламона, – и фонарь мне там, чтобы полностью заряженный выдали.

– Уже звоню, где ламповая у нас, помните?

– Если она на прежнем месте.

– Вроде… Ну, в крайнем случае, спросите там.

Слепко направился в бытовой корпус. Хотя организационный вопрос решен был оперативно, отвратительное ощущение от расхлябанности этого самого Иванова и вообще всего вокруг продолжало сгущаться в нем. Через четверть часа недовольная толстая кладовщица с завитыми, крашенными хной волосами внесла в ламповую охапку новой одежды, каску и сапоги.

– Спасибо, – сказал ей Евгений Семенович.

– Носите на здоровье, – пробурчала кудрявая. Под левым ее глазом желтел несвежий синяк.

Евгений Семенович скоренько переоделся, прыгая по скользким мосткам. В ламповой, как положено, пованивало кислятинкой. Тщательно завернув документы в подвернувшийся кусок целлофана, сунул их во внутренний карман телогрейки, прицепил на ремень тяжелый аккумулятор. Не зная, куда бросить, отдал ламповщице фанерные бирки от шмоток. Та не глядя швырнула их в угол и выдала ему жетон – на нем вместо номера оттиснуты были три креста. Слепко подошел к «людскому» стволу. «Им тут на все начхать, и на меня тоже. Ноль интереса. Народу, кстати, действительно маловато. Одни бабы». В клетьевой не было ни души. Он снял трубку переговорника. Ответил женский голос. В клети зажегся свет. Слепко вошел, запер за собой калитку и надавил на кнопку. Через несколько томительных секунд клеть дернулась и понеслась вниз.

Он спустился на нижний горизонт, заложенный уже его преемником, Карповым, и, обменявшись с угрюмой рукоятчицей несколькими ничего не значащими словами, размашисто потопал по темному квершлагу. «У этих, Пищикова с Жулебиным, сдвиг по фазе насчет электричества. Везде темно, в шахте, в поселке, в бытовке…» Обвевавший лицо воздушный поток показался ему слабоватым. Евгений Семенович остановился и скрупулезно отметил в блокноте замеченный недостаток. Фонарь на его каске высвечивал вполне добротный крепеж. Почва тоже выглядела относительно чистой. Пройдя с полкилометра и никого не встретив, он почти развеселился. Все эти странности разбудили его природное любопытство, кроме того, приятно было окунуться в родную стихию. В голове у него сложилась уже стандартная картина: инициативные, но с заскоками руководители шахты; чинуши и ретрограды в тресте, сующие, по своему всегдашнему обыкновению, палки в колеса; смелые решения, принятые для пользы дела. Ему всегда импонировала бесшабашная готовность все поставить на карту, рискнуть, а там хоть трава не расти! Вдруг сапог зацепился за железку, торчавшую между шпалами. Евгений Семенович очнулся от размышлений и обнаружил, что квершлаг, по которому он шел, выглядел как-то уж очень заброшенным. По крайней мере, рельсы заржавели так, словно ими не пользовались уже несколько лет. Он громко хмыкнул и, яростно царапая бумагу карандашом «3Т», занес все это в свои скрижали. Теперь он продвигался медленнее, опасливо поглядывая на кровлю. Метров через пятьдесят проход перегораживал косой дощатый крест. В некотором недоумении замминистра подлез под него и осторожно двинулся дальше. Что-то странное происходило с ним. Он как бы засыпал наяву. «Боже мой! Здесь нет движения воздуха. Значит… Что же это значит? Это значит, что его… практически нет. А есть… чистый метан. Назад. Назад! Назад!» Ноги не послушались. Запредельным усилием воли Слепко как-то все-таки повернулся, вроде бы тронулся с места и двинулся назад. Креста все не было. Через некоторое время ему показалось, что он ползет на четвереньках, но он не был в этом уверен. Потом каска, похоже, уперлась во что-то, возможно, в тот самый крест, а может, и в стенку. Но оказалось, что ему повезло: он сумел все-таки выползти из тупика и обнаружил вдруг себя в струе холодного воздуха. Полежал там еще немного, потный, дрожащий. «Доски косым крестом. Это же знак опасности. Пропал бы как дурак. Сказали бы: зажрался Слепко, засиделся в кабинетах, элементарные навыки потерял».

Налево вел узкий, корявый ходок, именно из него и дуло. Он пошел туда, с трудом преодолевая завывавший воздушный поток. «Они что, одним квершлагом откатывают? – соображал он при этом. – Бред! Попеременно с порожняком, что ли? То-то я гляжу: всю дорогу – ни одного состава не было. А может, горизонт вообще стоит? Наврали, втерли очки, намухлевали с отчетностью, в результате – капитальный срыв!» Но, выйдя на откаточный квершлаг, он увидел, что горизонт отнюдь не простаивал, и проблем с порожняком возникнуть тоже не могло. Потому что там работал ленточный конвейер. Прерывистая грядка угля неслась по нему к скиповому стволу. «Вот оно что! Идиотское решение, если с экономической точки. Но, в принципе, позволяет поднять выработку в разы! Посмотрим». Машинально потирая руки, он направился дальше, по узкому забученному проходу.