Питриан подошел.

– Приготовься, – сказал Монбар, сделав ему знак.

– Ага! – сказал Питриан. – Кажется, мы сейчас повеселимся.

– Это зависит от тебя, дружище.

– Отлично, я не подведу.

Пленные не знали, зачем их отделили от товарищей и чего от их потребуют, но чувствовали, что им угрожает ужасная опасность, и дрожали, как листья во время бури.

Монбар сделал шаг вперед и холодно обратился к пленным:

– Поговорим немножко, сеньоры кабальеро. Все вы – люди в городе известные, зачем же вы забились в норы, подобно кроликам или лисицам, вместо того чтобы продолжать спокойно жить в своих домах, что было бы гораздо приятнее и полезнее для всех? Глупцы, неужели вы думаете, что мы не узнаем, куда скрылись ваши соседи и где они спрятали свои сокровища?

Пленные с ужасом переглянулись. Наконец один из них решился заговорить от имени всех.

– Наши сокровища, – сказал он, – в ваших руках, вы их захватили.

– Вы лжете, сеньор, но я знаю способ заставить вас говорить… Питриан, дружище, принимайся за дело.

Питриан подошел, держа в руке веревку толщиной с мизинец. Обернув ее пару раз вокруг головы пленника, он сделал петлю и посмотрел на Монбара.

– Я требую ответа на два вопроса, – произнес тот. – Где ваши товарищи? Где золото?

– Не знаю, – кратко ответил пленный.

– Начинай, Питриан.

Питриан вынул из-за пояса пистолет, обернул дуло веревкой и начал вращать рукоять. Веревка, натягиваясь, все сильнее и сильнее впивалась в голову несчастного.

Боль, которую чувствовал пленный, была ужасна. Глаза его чуть не выскакивали из орбит, лицо посинело, кровавая пена выступила на губах.

– Отвечайте, – холодно приказал Монбар.

Глаза пленного налились кровью, нервная дрожь пробегала по его телу. Он сделал страшное усилие и прошептал глухим голосом:

– Я не знаю… Господи, сжалься надо мной…

– Продолжай, Питриан, – велел Монбар, пожимая плечами.

– Что за смысл давать мучить себя подобным образом? – философски заметил Питриан, вновь принимаясь вертеть своим пистолетом.

– Я не знаю! Убейте меня, злодеи! – взревел пленный, лицо которого обагрилось кровью.

Как ни велика была твердость пленника, боль была столь сильна, что он признал себя побежденным. Монбар сделал знак, Питриан отпустил веревку.

– Вот дурак-то, дать так себя отделать! – прошептал он.

Веревка настолько глубоко врезалась в голову, что Питриан был вынужден отдирать ее руками. Лицо пленника почернело от боли.

– Поумнели? Так говорите теперь, – сказал Монбар с насмешкой.

– Что вы хотите знать? – прошептал пленник, без сил падая на церковные плиты.

Питриан спрыснул его водой, приговаривая:

– Бедняга! Вставай! Экая баба!

Пленник приподнялся на коленях.

– Куда девались губернатор и его питомица? – спросил Монбар бесстрастно.

– Они в Гибралтаре.

– Вы это знаете наверняка?

– Да.

– А жители?

– Большая часть в лесу с гарнизонными солдатами… Попробуйте догнать их: они заставят вас дорого заплатить за ваше гнусное нападение…

– Итак, они решили сопротивляться?

– Они будут сражаться до последней капли крови.

– Тем лучше. Если эти люди хотят драться, значит у них есть что защищать, – сказал Монбар, потирая руки. – Где они спрятали свои сокровища?

– В Гибралтаре, в Мериде и в лесу.

– Ну и прекрасно! Вот, по крайней мере, положительные сведения. Прощайте!

– Будьте вы прокляты! – воскликнул пленник и снова упал.

– Что с ним, с бедняжкой, делать? – насмешливо спросил Питриан.

– Ба-а! – ответил Монбар, пожимая плечами. – Что хочешь. Он больше ни на что не годится.

Монбар повернулся спиной к несчастному и вышел из церкви в сопровождении Филиппа.

– Теперь ты узнал то, что хотел? – спросил Монбар.

– Надеюсь, – ответил тот.

– Чего же еще ты хочешь?

– Хочу спросить вас, кто вам сказал, что я люблю донью Хуану?

– Ты сущее дитя, – сказал Монбар, улыбаясь, – разве трудно было догадаться?

Дойдя до площади, они услышали пистолетный выстрел. Это Питриан прострелил пленнику голову, чтобы избавить его от нестерпимых мук. Как видно, у Питриана было нежное сердце, исполненное сострадания к ближнему.

Выйдя из церкви, Монбар отпустил сопровождавших его флибустьеров и, взяв под руку молодого человека, направился к дому. Оба шли молча. Каждый размышлял о своем. Вдруг Монбар остановился и, взглянув прямо в лицо своему спутнику, спросил:

– О чем вы думаете, Филипп?

– Я? – Молодой человек поднял голову. – Я думаю, что Гибралтар просто-таки набит богатством.

Монбар расхохотался.

– Вы этого совсем не думаете, друг мой, – сказал он.

– Неужели?! – вскричал Филипп.

– Конечно! Хотите, я вам скажу, о чем или, лучше сказать, о ком вы думаете?

– О! Спорю, вам это не удастся!

– Посмотрим, – насмешливо ответил Монбар. – Вот буквально о чем вы думаете.

– Буквально! Это уж слишком.

– Нет. Вы говорите себе, идя рядом со мной и держа меня под руку: «Какой странный этот Монбар, честное слово. Он теряет время в Маракайбо, из которого жители все вывезли, между тем как прямо напротив него, по другую сторону озера, находится Гибралтар, город тем более богатый, что жители Маракайбо перевезли туда все свои драгоценности. Монбару стоит только, так сказать, протянуть руку, чтобы захватить все это, а он этого не делает. Я не говорю уже о том, что, пользуясь экспедицией, я могу похитить женщину, которую люблю, сокровище гораздо более драгоценное для меня, чем все бочки с золотом. Почему же он теряет время, вместо того, чтобы действовать против врагов, заранее побежденных и деморализованных нашими успехами?» Что, брат, угадал я вашу мысль?

– А если действительно такова моя мысль, – сказал Филипп с плохо скрытым раздражением, – что вы можете мне ответить?

– Многое, друг мой. Во-первых, наши враги остерегаются. Если они укрылись в Гибралтаре, значит они решились защищаться.