Потом он дал знак флибустьерам, они развернулись и с громкими криками побежали назад. Испанцы, уверенные, что имеют дело с испуганными остатками расстроенного отряда, потеряли бдительность и, увлеченные азартом битвы, выбежали из окопов и со шпагами в руках устремились вслед за своими ненавистными врагами.

Внезапно картина резко изменилась. Именно этого и ждал Монбар. Флибустьеры снова повернулись лицом к противнику, и началась ужасная схватка.

Испанцы, столь же храбрые, как их противники, но не столь искусные в рукопашной битве, где сабля и кинжал – единственное оружие, хотели вернуться в свои укрытия, тем более что артиллерия не могла бить по этой смешанной массе, убивая теперь и своих, и врагов.

Никто не ждал пощады. Кровь лилась потоками, сражение перешло в бойню.

Франкер заметил, что артиллерийский огонь редута утих. Он собрал вокруг себя Береговых братьев, короткой, но пламенной речью воскресил их мужество и привел на помощь Монбару. С этого момента победа окончательно перешла на сторону флибустьеров, и они ворвались на вражеские укрепления по груде мертвых тел.

Шестьсот солдат и жителей Гибралтара нашли смерть в этой битве, остальные сдались и были безжалостно убиты победителями[44].

Монбар, которому покровительствовала невероятная удача, не получил ни единой царапины. Но более шестидесяти флибустьеров заплатили жизнью за эту победу, а еще сто двадцать человек, тяжело раненные, скоро скончались.

Гибралтар был вынужден сдаться.

Дон Фернандо д’Авила по прибытии в Гибралтар снял прелестный загородный домик, стоявший на расстоянии нескольких ружейных выстрелов от города, но так удачно скрытый в лесу, что нельзя было найти его, не зная заранее, где он находится. Дон д’Авила запасся всевозможной провизией, роскошно обставил дом, так как хотел, чтобы в случае осады города флибустьерами у его питомицы было надежное убежище.

Как только показался флибустьерский флот, губернатор поспешил под охраной преданных слуг отвезти донью Хуану и ее кормилицу в этот дом, где они могли на время быть в безопасности. При этом губернатор приказал своим доверенным слугам держать наготове оседланных лошадей – для того, чтобы в случае поражения обе женщины могли бежать в Мериду. Потом он возвратился на место сражения, на пост, выбранный им для себя, который, разумеется, был самым опасным.

Итак, обе женщины остались одни, пребывая в страшном беспокойстве, возраставшем от пушечных и ружейных выстрелов, звуки которых отчетливо долетали до них.

Донья Хуана со страхом, смешанным с надеждой, слушала гром битвы, не смея желать успеха ни той ни другой стороне, потому что в одном из враждующих станов сражался ее опекун, а в другом – человек, которого она любила. Она не находила себе места и то бродила из одной комнаты в другую, то выбегала в сад, стараясь таким образом обмануть свое беспокойство. Наконец, не имея возможности справиться с ужасным волнением, не раздумывая о последствиях своего поступка или, лучше сказать, просчитав все с коварством любви, она решила выставить на крыше дома знак, о котором просил ее Филипп.

«Если испанцы победят, – говорила она себе, – это не будет иметь никаких последствий и у меня сыщется масса предлогов, чтобы объяснить этот сигнал. Если же сюда явятся флибустьеры и увидят знамя, оно будет мне защитой, потому что это знамя одного из их главных предводителей».

Успокоенная такими рассуждением, донья Хуана взяла шарф, который всегда носила с собой в шкатулке, схватила копье, которое нашла вместе с другими копьями у стены в передней, и решительно отправилась на крышу дома.

В испанских колониях, расположенных в местностях с прекрасным климатом, крыши всегда сделаны в виде террас, украшенных цветами и растениями. По вечерам они служат местом отдыха.

Крыша дома, в котором поселилась донья Хуана, была сделана именно таким образом. Тут имелся даже боскет из померанцевых и лимонных деревьев, где молодая девушка иногда уединялась, чтобы без помех предаваться своим мыслям, устремив глаза на море, которое было прекрасно видно с этого высокого места.

Когда донья Хуана поднялась на террасу, шум ожесточенной битвы, происходившей недалеко, в глубине леса, стал слышен совсем отчетливо. Легко было различить и само место битвы, увенчанное облаком дыма, сгущавшимся над деревьями.

– Боже мой! – прошептала она, набожно сложив руки и падая на колени. – Боже! Спаси дона Фернандо! Боже! Спаси моего возлюбленного Филиппа!

В эту минуту грохот орудий усилился. Девушка встала, перекрестилась и решительно прикрепила к стволу одного из деревьев копье с шарфом.

Потом, боязливо оглянувшись вокруг, чтобы удостовериться, что ее никто не видел, она тихо сошла вниз и уединилась в своих комнатах.

Шум битвы мало-помалу затихал и наконец совсем прекратился.

В полной тишине прошло несколько часов. И все это время донья Хуана и ее кормилица, ничего не зная о происходящем, находились в ужасном беспокойстве.

Наконец солнце опустилось за горизонт, тьма сменила свет, наступила ночь. Но сон не приходил к донье Хуане. Дон Фернандо, оставляя ее, обещал, что если не сможет приехать сам, то пришлет к ней гонца, который сообщит о положении дел. Прошло много времени, а гонец все не являлся.

К восьми часам утра беспокойство доньи Хуаны сделалось таким сильным, что она не могла устоять и решила во что бы то ни стало узнать, что происходит. Не слушая возражений кормилицы и почтительных просьб слуг, со слезами на глазах заклинавших ее подождать еще немного, она оделась в мужское платье, заткнула за пояс кинжал и пару пистолетов и велела седлать лошадь. Она не знала, что у дома стояло несколько уже оседланных лошадей: дон Фернандо отдал приказание в ее отсутствие. Слуги, чтобы потянуть время, отправились в конюшню.

Прошло несколько минут, во время которых донья Хуана ходила быстрыми шагами по двору, прислушиваясь к малейшему шуму и чувствуя, что ее беспокойство увеличивается с каждой секундой.

Вдруг она услышала со стороны леса довольно громкий шум и увидела, что к дому приближаются человек десять, среди которых она узнала дона Фернандо д’Авилу.

Донья Хуана бросилась к воротам и поспешно отворила их. Беглецы – в них легко было узнать беглецов по разорванной и окровавленной одежде, по бледным лицам – устремились на двор и быстро затворили за собой ворота. Дон Фернандо д’Авила был ранен. Он шел с трудом, поддерживаемый одним из спутников. Увидев донью Хуану, он радостно вскрикнул:

– Я поспел вовремя! Благодарю тебя, Господи! Лошадей, ради бога! Немедленно лошадей!

Но, произнеся эти слова, он без чувств упал на землю. Силы изменили ему. Донья Хуана бросилась на помощь своему опекуну.

Кровь хлестала из двух страшных ран дона Фернандо. О побеге в эту минуту не могло быть и речи. Девушка приказала перенести раненого в дом и принялась оказывать ему срочную помощь, поручив его спутников нье Чиале.