вновь занял Труа и двинулся вдоль Сены от Ножана к Монтро. Он принял твердое решение не позволять Блюхеру наступать на Париж в одиночестве.

Тем самым, за десять – двенадцать дней, которые Наполеон потратил на сражения с Блюхером, положение в военном отношении весьма ухудшилось. В политическом же отношении оно ухудшилось чрезвычайно.

Совещания в Люзиньи были окончательно прекращены, потому что Шварценберг не нуждался в них более, чтобы избавиться от преследования Наполеона, и потому что Наполеон упорно сводил вопрос о перемирии к обсуждению границ. Вступив в Труа, князь отослал комиссаров, пытавшихся остановить кровопролитие посредством перемирия. Впрочем, он сделал это с сожалением и вынужденно, под давлением царившего в штабе коалиции воинственного настроя.

Переговоры в Шатийоне равным образом оказались накануне срыва. При подписании в Шомоне договора от 1 марта лорд Каслри добился, чтобы Коленкуру назначили крайний срок для представления запрошенного контрпроекта. Срок назначили и заявили Коленкуру, что после 10 марта конгресс будет распущен, всякие переговоры прекратятся, а война продолжится до полного уничтожения одного из противников. Князь Эстерхази, тайно присланный Меттернихом к Коленкуру, передал ему совет вести переговоры любой ценой, ибо, если этот последний случай будет упущен, договариваться с Наполеоном более не станут и постараются отнять у него не только Рейн, но и трон. Коленкур сообщил обо всем в штаб-квартиру, умоляя императора позволить ему отступить от франкфуртских условий в некоторых пунктах, ибо переговоры будут тотчас прерваны, если он продолжит настаивать на своих решениях.

То, о чем писал Коленкур, согласно тайным, но искренним советам князя Эстерхази, соответствовало истине. К нетерпению вступить в Париж, которое испытывал Александр, и к яростной ненависти пруссаков добавились подстрекательства роялистской партии. Витроль, явный посланец Дальберга и неявный Талейрана, преодолев множество преград, добрался до штаб-квартиры союзников и был принят благодаря опознавательным знакам, которые он доставил для Штадиона. Хотя он был совершенно не известен министрам коалиции, они поверили ему, услышав искренние и страстные речи, а в особенности перечисленные известные имена, на которые он ссылался. Это первое серьезное послание из Парижа не только доставило глубокое удовлетворение государям-союзникам, но и удвоило их храбрость. Надежда найти в Париже партию, способную открыть им ворота и помочь учредить правительство, с которым они поведут переговоры, вспыхнувшая при переходе через Рейн и с тех пор весьма ослабевшая, теперь вновь пробудилась и усилила их решимость двигаться вперед.

Между тем Наполеон составил ответ полномочным представителям в Шатийоне. Он уже приказывал Коленкуру использовать все средства, чтобы подпитывать переговоры и препятствовать их окончанию, не уступая предложенных условий. Речь по-прежнему шла о контрпроекте, который Наполеону очень не хотелось представлять. Он повторил свои инструкции в выражениях на сей раз сколь благоразумных, столь и достойных. «Спросите, – написал он Коленкуру, – являются ли предложенные предварительные условия последним словом союзников. Если это так, прерывайте переговоры немедленно, что бы из этого ни вышло, и мы расскажем Франции, что нам пытались навязать. Если же, напротив, вам ответят, что это не последнее слово, вы возразите, что и мы, ссылаясь беспрестанно на франкфуртские условия, еще не сказали последнего слова, но что нельзя требовать, чтобы мы сами предлагали в контрпроекте жертвы, которых хотят от нас добиться. Ибо, – добавлял он, – если нас хотят выпороть, не должны по меньшей мере ждать, что мы выпорем себя сами».

Наполеон хотел, чтобы Коленкур в подробной дискуссии выяснил, что неизбежно придется уступить и что еще можно сохранить, ибо неудобство контрпроекта состояло в том, что мы могли, пребывая в неведении относительно окончательных намерений союзников по каждому пункту, уступить то, что еще можно было удержать. Он позволил Коленкуру отказаться для начала от голландского Брабанта, то есть от той части Голландии, которую забрал у брата Луи в 1810 году. Уступка была ничтожной, ибо граница, перенесенная с Ваала на Маас, по-прежнему оставалась «природной», соответствовала франкфуртским условиям и сохраняла нам Шельду и Антверпен. Кроме того, Наполеон разрешил отказаться от различных частей территории, которыми мы владели на правом берегу Рейна в качестве придатков к левому берегу, таких как Везель, Кассель и Киль. Наполеон согласился также разрушить укрепления Майнца и превратить крепость в простой торговый город. Он согласился уступить все владения Франции за Альпами и все владения своих братьев в Германии и Италии, не прося взамен ничего, кроме удела для принца Евгения. Уступка Испании была сделана давно; Наполеон официально повторил ее. Что касается колоний, он разрешил Коленкуру заявить, что отказывается от них ради владений на континенте. Если Коленкур не сможет добиться обсуждения каждого пункта, ему следовало вручить контрпроект на этих условиях и ждать ответа, каким бы он ни был.

Эти инструкции, уже отправлявшиеся из Краона и повторенные из Реймса с дозволением чуть большей свободы в переговорах, но не дальше того, что мы только что изложили, по-прежнему воспроизводили франкфуртские условия и могли продлить переговоры лишь на несколько дней. Получив их, Коленкур весьма огорчился, но был вынужден, наконец, объясниться, ибо его связали категорическими приказами, а все предлоги для переноса крайнего срока были исчерпаны. И он объяснился, но когда начал зачитывать полномочным представителям развернутую ноту и попытался обсуждать предложенные 17 февраля предварительные условия, семь или восемь присутствовавших представителей хором принялись кричать, что прервут заседание и не станут слушать, если французский представитель продолжит развивать ту же тему. Коленкур попытался всё же всех успокоить и заставил принять ноту Франции. Ему пришлось выслушать самые горькие выговоры и пообещать представить контрпроект в течение суток.

Пятнадцатого марта Коленкур вручил контрпроект, соответствующий вышеуказанным условиям. После перечисления жертв, которые мы готовы были принести, перечисления, рассчитанного на то, чтобы подчеркнуть наши уступки, такие как оставление Вестфалии, Голландии, Иллирии, Италии и Испании, в представленном документе говорилось, что Франция согласна на возвращение Голландии принцу Оранского дома с приростом территории (приростом было не что иное, как возвращение голландского Брабанта); на устройство Германии согласно указаниям полномочных представителей, то есть на устройство независимое и федеративное. Франция соглашалась с тем, что Италия также будет независимой, Австрия получит в ней владения, а Франция вернется к Альпам, но при условии, что принц Евгений и принцесса Элиза сохранят свои уделы; папа вернется в Рим, а Фердинанд VII – в Мадрид. Франция допускала также, чтобы Англия сохранила Мальту и большинство своих приобретений. Точное перечисление уступок подразумевало, что Франция намерена сохранить Рейн и Альпы, то есть Антверпен, Кельн, Майнц, Шамбери и Ниццу, поскольку она не заявляла, что оставляет их.

На сей раз полномочные представители не прерывали Коленкура, ибо он выполнил условие и представил контрпроект, и выслушали его в ледяном молчании, но