Под крылом Священного союза Бурбоны (как, впрочем, и все феодальные монархи) чувствовали себя все увереннее и вольготнее. 22 августа в условиях «белого» террора и под давлением оккупационных войск прошли выборы новой Палаты депутатов. Состав ее так приглянулся Людовику XVIII, что он назвал ее «бесподобной» (Chambre introuvable): из 388 избранных членов 235 были крупными помещиками из старой дворянской, почти исключительно эмигрантской знати. Настроенные ультрароялистски, они чванились тем, что представляют собой «более последовательных монархистов, чем сам король», и не скрывали своего намерения восстановить все былые привилегии старого, феодального дворянства и духовенства[1906].

Продолжался и террор. 7 января 1816 г. «бесподобная» палата приняла закон под издевательским названием «Об амнистии», по которому все «цареубийцы», почему-либо не включенные в проскрипционные списки Фуше, подлежали незамедлительному изгнанию из Франции. В новый список попали и Камбасерес, и Сьейес (второй и третий консулы 1799 г.), и сам Фуше[1907]. Бывший министр, а теперь посол, находившийся в Дрездене, был лишен всех должностей, чинов и права вернуться в каком бы то ни было качестве на родину. Он и умер в изгнании, в Триесте, униженно испросив себе австрийское подданство, умер на четыре месяца раньше Наполеона. Так оплошно закруглил свой жизненный путь этот политический оборотень, о котором говорили (выходит, зря?), что он «раньше всех подмечал всякое начало конца»[1908]. Оправдался прогноз Наполеона, высказанный после того, как он вторично отрекся от престола: «Фуше обманывает всех, но будет обманут последним, попав в собственные сети»[1909].

Подытожим все сказанное в этом параграфе. В то время как Наполеон был депортирован, фигурально говоря, в преисподнюю, на остров Святой Елены, вся Франция погружалась в своего рода политическую преисподнюю, а именно в феодальное, закоснелое и отжившее, но, по разумению Бурбонов и К0, обновленное свежей кровью жертв «белого» террора средневековье. Американский историк Виллиан Слоон резонно подчеркнул, что «даже в летописях революционных неистовств не отыщется ничего, способного сравняться со злодейской свирепостью роялистского “белого террора”»[1910]. На долгом пути в изгнание Наполеон, конечно же, предполагал, во что выльется вторая Реставрация, но лишь со временем, уже на острове, в «логове сатаны», он узнает, даже если не со всеми подробностями, насколько реальная действительность оказалась страшнее самых мрачных его предположений.

Жизнь Наполеона в изгнании на острове Святой Елены изучена его биографами меньше всего и до последнего времени освещалась, как правило, кратко, без подробностей. В одной из лучших биографий императора, автор которой - выдающийся российский историк А. 3. Манфред, Святой Елене отведены лишь несколько строк на первой странице «Эпилога»[1911]. Но в 2005 г. в Париже на французском языке, а затем в 2008 г. в Москве на русском увидела свет книга Жильбера Мартино «Повседневная жизнь на острове Святой Елены при Наполеоне», которая теперь служит важным подспорьем для исследователей в освещении последних лет жизни Наполеона. Дело в том, что Ж. Мартино провел на острове Святой Елены без малого 40 лет в качестве хранителя Французских владений, целиком посвятив себя изучению всего (вплоть до мельчайших подробностей), что связано с жизнью и смертью Наполеона в изгнании, и все, что он узнал, изложил в своей книге.

Остров Святой Елены, «наиболее удаленный от обитаемого мира»[1912], был открыт португальским мореплавателем Жуаном да Нова 21 мая 1502 г., в тот день, который христианско - католическая церковь посвятила памяти св. Ел. Равноапостольной; поэтому остров был назван ее именем. В 1633 г. Святую Елену оккупировали английские моряки, а в 1673 г. «хартия Карла II[1913] закрепила за ней статус “колонии”»[1914].

Специалисты полагают, что остров «был создан вулканом, извергшимся тысячи лет назад»; «потухший вулкан в Мировом океане», - так назвал его Эмиль Людвиг[1915]. И этот «потухший вулкан», по определению Д. С. Мережковского (кстати, примерно равный по своим размерам в окружности Парижу), «более похож на исполинский, плавающий в океане гроб, чем на землю живых»[1916]. В самом деле, «нельзя представить себе, - свидетельствовал английский врач Наполеона Б. О’Мира, - более унылого, пустынного и безысходного зрелища, чем этот остров»; «весь он состоит из лавы, остывшей в различных состояниях расплавленной массы»[1917]. Врачу Наполеона вторил комиссар Людовика XVIII на острове Святой Елены маркиз К. М. А. Моншеню в своем отзыве об острове: «Вид его ужасен»[1918].

Тот же Б. О’Мира, ссылаясь (помимо собственных впечатлений) на единодушное мнение «медицинских офицеров», служивших на острове в английском гарнизоне, утверждал: «...климат острова Святой Елены является чрезвычайно пагубным для здоровья человека»[1919]. Э. Людвиг, обобщивший данные различных источников, заключил: «На этом острове никто не доживал до 60-ти и лишь немногие - до 50-ти; климат тут убийственный»[1920]. Убивала людей главным образом феноменальная сырость. Некий «бурский[1921] офицер» так определил эту особенность островного климата: «На Святой Елене есть два времени года: короткий сезон долгих дождей и долгий сезон коротких дождей»[1922].