уподобления, заимствованные от этого всенародного кушанья, – значит, сыт пострел, коли каши не ел, потому что всякому брюху должно быть любо, если глаза видят кашу во всей ее простоте и скромности. Зачем выхваляться хорошему человеку теми доблестями, которые и без того всем видны? Что хорошо, того нечего хвалить – иначе выходит самохвальство, то есть докучливый и оскорбительный порок, выродившийся из тщеславия. За это он и осмеивается с легкого сердца, а погрешивший и уличенный хвастун приравнивается к каше: то к оржаной, то к грешневой.

И зверю слава

Животное царство дало много подобий, пригодных для пословичных выражений и крылатых слов. Так, между прочим, наблюдения над животным царством из пернатых привели к уподоблению галкам людей, ненаходчивых в трудные минуты жизни и ввиду неожиданных препятствий. Все у них идет хорошо, ведется по привычным приемам, и вдруг остановка такого рода и свойства, что иные имеют дурное обыкновение при этом широко раскрывать свой рот. Чтобы достигнуть такому человеку намеченной цели, надо начинать дело сначала. Полоротые дикари захолустных мест получили и такое насмешливое прозвище, заслуженное ими явно показанным изумлением при виде невиданных и незнакомых диковинок (таковы костромские галичане, которые в Москве свою деревенскую ворону узнали; таковы же ярославские пошехонцы и многие другие). Причина заключается в добытых наблюдением данных из жизни галочьей породы вороньего рода. Строит галка гнездо – и все идет у нее хорошо, умно, даже очень остроумно: отыскала прутик, подняла, подбросила и повертела – значит взвешивала, делала выбор и примеряла подходящую ветку: не всякая годится. Иную не унесешь, другую стащишь, да не уложишь. Выбрала птица ветку, взяла ее клювом поперек за середину и установила для облегчения полета полное равновесие. Летит умная и смышленая птица к гнезду – и вдруг поглупела: ветка, взятая поперек, не идет в маленькое отверстие гнезда. Стоило бы ухватить ветку или прутик за один конец и свободно просунуть, а между тем птица бьется изо всех сил, стараясь просунуть, хлопает крыльями, вертит головой и хвостом и не попадает. Выбившись из сил, она бросает ветку и летит за новой, с которой начинается такая же возня, как в сказке про белого бычка. Кто всматривался в галочьи гнезда, тот видал, как много под ними разбросано сухих прутиков и веток: все это собранные материалы, но, без ватерпаса, топора и скобля, не прилаженные к сооружению в должную меру. Выходит, по пословице: «Галка не прытка и палка коротка», «Разбросались палки на чужие галки».

Лентяй, вечный соня и неповоротливый лежебока обзывается именем хомяка, неисправимого хищника зерен, который и больно кусается, и терпеливо сидит в своих норах и проходах. Таким понят он у нас (у немцев хомяк превратился в пословицу, рисующую образчик скупости, соединенной с гневной яростью).

Кто работает суетливо, но без пользы и добрых последствий, кто всю жизнь хлопочет, состоя при одном и том же деле или ремесле, мучительно перебиваясь в нужде, тот работает что белка в колесе.

Болтливую, неугомонную бабу – рыночную торговку, свах и прочих разносчиц вестей и сплетен – зовут сороками, с сорочьим языком, сравнивая их с долгохвостой птицей, которая непоседливо прыгает, пляшет вприсядку на задворках и неугомонно стрекочет, сокочит – гостей пророчит, на хвосте вести приносит. Она скажет вороне, ворона борову, а боров всему городу. Сорока пустая – это всякий пустомеля, любящий много болтать: наскажет он тебе даже и то, на чьей сороке изба сидела. Вообще, эта птица, совершенная лисица между пернатыми, народом не любима. Ее считают проклятой трижды: одни говорят, что она склонная воровать чужое добро, утащила у великого постника и подвижника не то просвирку, не то лепешку с окна кельи. В Москве толкуют, что она навела врагов на боярина Кучку, владевшего той землей, где стоит теперь белокаменная русская столица. В этом же городе обернулась сорокой-птицей и улетела Марина Мнишек, когда супруг ее, самозванец, был убит московскими людьми. Всякий раз эту птицу проклинали, и она спешила оставлять такие места с тем, чтобы в них никогда уже больше не появляться. Все тому рады, потому что сороке заказано предсказывать всякие беды и напасти. К тому же она – воровка, или, как говорят в народе, охоча до находки, – в сущности же она наделена страстью к блестящим вещам, которые таскает и прячет.

С другой стороны, о вороне, родной сестре белобокой сороки, не установилось одинакового мнения: кто считает ее воровкой, кто приписывает ей похвальные добродетели, кто находит в ней комические стороны, применимые к людским свойствам. Большой рот ее пригодился в укор тому, кто имеет дурную привычку, слушая, разевать рот. Дураковатый ходит, постоянно держа его незакрытым; рассеянный, несметливый умеет прозевать подходящее дело и полезное начинание. Полоротая ворона, одетая в павлиньи перья, понадобилась для укора и насмешки над тем, кто не по заслугам хвалится и гордится и, чествуемый не по достоинству, даже наружно старается показать себя вороньей гордой выступкой. Коренастая неуклюжая ворона, мерно расхаживая по двору, распустив на груди перья, важно кивает головой при каждом шаге: не столь величественно, сколь смешно; «Ворон соколом не бывает», по словам пословицы. И за море летала, а вороной вернулась. Плох сокол, если ворона с места сбила, и частенько бывает в жизни и службе, что: «Сокол (снимается) с места, ворона (садится) на место».

Настойчивый до докучливости человек уподобляется у нас дятлу, той птице пурпурового цвета, которая на верхушке дуба или сосны откалывает куски коры и щепки от ствола длинным, сильно сжатым клювом. Последний служит и ударным молотом, пробующим крепость дерева и отыскивающим гниющее, наполненное червячками и насекомыми для пищи, и буравом, высверливающим из-под коры добычу. Долбит он неустанно (и как у него голова не разболится – острит народная поговорка): его странное стучанье раздается в лесу даже и в ночную пору. Настойчиво он долбит кору в то время, когда его сильные ноги и черные, глубоко вонзающиеся когти, вместе с хвостом, на который дятел упирается, как на палку, помогают ему целые сутки не оставлять дерева и по нескольку часов держаться перпендикулярно на стволе, как на намеченной жертве. Со скоростью ящерицы обегает птица кругом дерева и все лезет вверх, потому что вниз она лазить не умеет.

Бестолковый, туго смекающий и плохо вникающий в чужие речи и мысли человек, сидя, хлопает глазами, как сыч (не сова или филин, а совушка). Особенно удачно это уподобление по тому видимому признаку, который делает глаза птицы подобными человеческим. Значительно увеличивает это сходство кружок