царского и курфюршеского и с заявлениями, первый посол: «велел про свое царского величества здоровье сказать, а тебя поздравить»; второй: «его царское величество на своих великих и преславных государствах российского царствия престолех в добром здравии пребывает»… «прислал к вам, пресветлейшему князю и государю Фридерикусу марграфу Брандебурскому и иных к вашему курфирстскому пресветлейшеству, свою царского величества любительную грамоту» (первый посол, причем поднес грамоту «в тафте червчатой»)… «прислал с нами, великими и полномочными послы, любительные поминки» (третий посол, причем были перечислены и переданы подарки). В заключение второй посол объявил цели посольства: подтверждение древней дружбы и любви, общее всего христианства дело — умаление общего всех христиан неприятеля, салтана турского, и его спомощника хана крымского и иных орд бусурманских и передал благодарность курфюрсту от царя за присылку инженеров и бригадиров во время Азовской войны «ради ущербления луны магометанской», а третий посол просил «доброе намерение принять любительно» и их, послов, отпустить к цесарю римскому[808]. После сам курфюрст, как сообщает Лейбниц, говорил царю, что он едва удерживался от смеха, когда во время аудиенции надо было по обычаю спрашивать о здоровье царя и в каком состоянии они его оставили[809].

Гораздо живее описывает первый прием послов Бессер. «Аудиенц-зала, а также пять находящихся перед нею комнат, — читаем мы у него, — по которым должны были проходить послы, были украшены богатой мебелью („в полатах обитие было — шпалеры францужские“, — замечает „Статейный список“); в аудиенц-зале устроено было тронное возвышение из трех ступеней, покрытое кармазиновым бархатом; над ним сооружен был балдахин с массивными золотыми и серебряными кистями, под которым поставлено было такое же кресло… Первый посол г. генерал Лефорт до сих по все время носил немецкое платье, но в день аудиенции он был одет, как и два других посла, по-московски, и все трое были в нарядных, богато расшитых нижних и верхних платьях с алмазными застежками и с русскими государственными орлами из алмазов на шапках. Несмотря на то что от их квартиры до замка не так далеко, пришлось употребить час, чтобы достигнуть дворца, частию вследствие неописуемого стечения народа, частию вследствие множества участвующих в поезде. Было уже более часу пополудни, когда они туда прибыли. Гауптвахта отдала честь и заиграла. То же сделали пять рот, выстроенные по плацу перед замком, курфюршеские литаврщики и трубачи, а также гвардейские тотчас же заиграли и вместе с барабанами, флейтами и гобоями пехоты производили такой воинственный гул и гром, что это великим послам, в особенности первым двум, очень понравилось. Господин дворцовый комендант фрейгер фон Зонсфельдт встретил их внизу у кареты, г. обер-маршал и генерал-лейтенант фрейгер фон Лоттум встретил выше — перед другою лестницею, г. обер-камергер и обер-шталмейстер фрейгер Кольбе-фон-Вартенберг — перед аудиенц-залой. Его курфюршеская светлость сидел на троне в шляпе, был в ярко-красном платье с такими богатыми алмазными украшениями, что если принять во внимание величину и чистоту драгоценных камней на пуговицах и особенно на шляпе, на орденских знаках и на портупее шпаги, то можно сказать, наверное, что эти украшения надо ценить как самые красивые и драгоценные, какие где-либо можно найти среди государей. Его светлость маркграф Альбрехт стоял с непокрытой головой по правую сторону курфюршеского кресла, а его светлость герцог Голштинский — за его светлостью маркграфом. Его превосходительство г. обер-президент, который должен был говорить от имени его курфюршеской светлости, стоял по левую сторону, а за креслом стали г. обер-камергер, г. обер-маршал и г. дворцовый комендант после того, как они встретили послов и вместе с двумя сопровождающими подвели их к курфюршескому трону. Возле трона справа стояли г. генерал-фельдмаршал Барфус и г. действительный тайный советник и президент консистории фон Фухс с другими высшими чинами двора. По левую сторону стояли высшие советники, советники и знатные прусские чины. Для всей московской свиты едва хватало места в аудиенц-зале; но так как все они желали видеть милостивое лицо его курфюршеской светлости, то сделано было так, что татары и те, кто несли подарки, как это было в подобном случае в Версале, после глубокого поклона проходили перед троном через длину залы и могли затем находиться в прилегающей комнате». Эта ссылка Бессера на версальские порядки — и это не первая уже ссылка в его рассказе; ранее он объяснял, почему состоять при послах, кроме церемониймейстера, назначено было лицо из высших офицеров, генерал-кригскомиссар: так делается во Франции, где для таких поручений назначаются маршалы Франции, — эта ссылка Бессера на версальские порядки показывает, как при бранденбургском дворе Фридриха III старались подражать Версалю и каким авторитетом был тогда для немецких государей двор «короля-солнца». «Остальные же, — продолжает Бессер, — и сорок знатных волонтеров с князем Черкасским и с другими офицерами и гоф-юнкерами остались в аудиенц-зале и разделились на две половины, присоединяясь к находившимся там придворным. Господа великие послы от тесноты едва могли сделать как следует два первых поклона, но в последний раз глубоко поклонились перед троном; его курфюршеская светлость привстал их приветствовать и обнажил голову, но тотчас же опять сел и накрылся. Первый посол стоял между двумя другими, и все трое стояли между г. генерал-кригс-комиссаром фон Данкельманом и церемониймейстером фон Бессером. Курфюршеский переводчик стал у подножия трона по правую сторону, а московский — по левую, московский секретарь посольства позади послов. Затем говорил гг. послам его превосходительство г. обер-президент от имени его курфюршеской светлости и обозначил, как его курфюршеской светлости приятно, что его царское величество отправил к нему такое важное посольство и будет теперь рад узнать о деле посольства.

Послы сделали свой доклад, стоя с непокрытыми головами, на русском языке. Сначала говорил первый посол и сказал, что так как слава, приобретенная кур-бранденбургским оружием в этой войне и особенно против турок дошла также и к ним в Москву, то его величество был побужден этим послать к его курфюршеской светлости это большое посольство, чтобы уверить его курфюршескую светлость в дружбе его царского величества. Он сказал вначале весь царский и курфюршеский титул, причем, как это бывает обычно при всех дворах, его курфюршеская светлость также поднялся и снял шляпу. Его курфюршеская светлость на это ответил собственною высокой персоной, благодарил за благосклонную память его царского величества и спросил о его теперешнем состоянии. Второй посол сказал, что при их отъезде они оставили его царское величество в добром здоровье и что его величество, между прочим, поручил им поблагодарить его курфюршескую светлость за присланных констапелей и огнестрельных мастеров, которые были очень полезны его величеству в