По прибытии в Стамбул Троцкий с женой и сыном были доставлены в Генеральное консульство СССР, где, как им сообщили, они смогут проживать некоторое время. Здание консульства находилось на главной улице современной части Стамбула — Пера (ныне Истикляль). Сейчас там размещаются Генконсульство и Торгпредство Российской Федерации. В беседе с их сотрудниками, во время моего пребывания в Стамбуле в феврале 2010 года, я обнаружил, что они представления не имели о том, что в этом помещении в 1929 году жил Троцкий.

Вначале казалось, что решение об изгнании не является окончательным, что Троцкому предоставлена возможность раскаяться и возвратиться в СССР. По крайней мере советские власти надеялись, что он будет соблюдать политическое молчание.

Троцкий с семьей прожил в советском консульстве примерно месяц. Почту, которая постепенно увеличивалась, он получал на консульский адрес. Как вспоминала Наталья Ивановна, штат консульства относился к ним «с уважением и почти дружески».[1146] Когда Троцкий покидал корабль, представители ОГПУ Буланов и Фокин передали ему 1500 долларов для расходов на первое время. Эта сумма была ничтожной; при отсутствии других доходов она была бы израсходована в ближайшие недели.

Странным фактом в истории изгнания Троцкого из СССР было разрешение на вывоз архива, значительную часть материалов которого он вскоре опубликует или использует в борьбе против Сталина и его сторонников. В том, что власти закрыли глаза на вывоз документального богатства, можно видеть демонстрацию готовности Сталина к примирению в случае капитуляции главного противника. Но не исключено, что в 1929 году Сталин не был еще достаточно опытен, чтобы знать взрывоопасную силу документального материала. Это знание он приобретет со временем.

Тотчас после прибытия в Турцию изгнанник начал устанавливать письменную связь с оппозиционными коммунистическими деятелями в разных странах. Вскоре стали поступать ответы. Некоторые авторы заявляли о солидарности с Троцким и готовности под его руководством вести борьбу за ликвидацию сталинского курса в ВКП(б) и Коминтерне. В числе первых, кто откликнулся, были давние знакомые — бывший член Исполкома Коминтерна француз Альфред Росмер и его супруга Маргарита, видный французский журналист Марсель Паз, исключенный из компартии за поддержку объединенной оппозиции в ВКП(б). С их помощью Троцкий установил связь с редакциями западноевропейских и американских газет. Их корреспонденты стали появляться в консульстве. Получалось, что консульские работники способствуют «антисоветской пропаганде», и это могло им дорого обойтись.

Представители СССР убеждались, что Троцкий не намерен свертывать оппозиционную деятельность. Это стало особенно очевидно в связи с его требованием выполнить данное на корабле обещание, что в Турцию будут отпущены находившиеся в ссылке его секретари Познанский и Сермукс. Однако генеральный консул Минский через несколько дней известил, что из Москвы получен отрицательный ответ.[1147]

Вскоре консул получил распоряжение о выдворении Троцкого и 5 марта потребовал, чтобы он с семьей покинул «советскую территорию». Тот ответил протестом, сказав, что не имеет особого желания оставаться в консульстве, но не намерен поступаться безопасностью своей семьи.[1148] Переезд в гостиницу на длительное время был невозможен как по финансовым соображениям, так и в силу возможной опасности для жизни: Стамбул был наводнен белыми эмигрантами, которые в своих печатных органах давали понять, что не прочь были бы поквитаться с тем, кого считали одним из главных виновников своего изгнания. Но реальными действиями угрозы не подкреплялись, и Троцкому было ясно, что опасность минимальна, хотя и не исключена со стороны какого-нибудь бывшего офицера, находившегося в состоянии депрессии.

Один из сотрудников консульства, когда-то служивший в Красной армии под началом Троцкого (его фамилию Наталья Ивановна, вспоминавшая те дни, не помнила), помог снять небольшую виллу на острове Принкипо — главном острове архипелага Принцевы острова в Мраморном море по соседству со Стамбулом. Со второй половины XIX века Принкипо стал местом летнего отдыха зажиточных жителей крупнейшего города Турции. Остров отличался спокойствием и умиротворением. Не разрешалось даже пользоваться автомобилями.

Удобство найденной виллы состояло и в том, что находилась она на отшибе, но недалеко от пристани, и посетителям было легко к ним добираться. Этот просторный трехэтажный особняк на холме принадлежал одному из бывших сановников Турецкой империи Иззет-паше. Вилла пришла в запустение, и хозяин с радостью сдал ее в аренду за незначительную плату.

Несколько дней, пока на вилле шел ремонт, Троцкие жили в гостинице «Токатлиян» в Пера — деловом и культурном центре города, откуда 6 марта Лев Давидович телеграфировал М. Пазу: «Бесплатно проживаю в гостинице. Ищу жилье».[1149] Консульские работники были еще настолько любезны (естественно, по распоряжению свыше), что оплатили проживание сталинского оппонента.

Восьмого марта 1929 года Троцкий был перевезен на Принкипо, перед этим передав еще один протест, имевший опять-таки значение только в качестве фиксации события и средства напомнить советским чиновникам о непримиримом отношении изгнанника к их руководству.[1150] Изгнание из консульства означало, что разрыв Троцкого с властными кругами СССР стал почти полным, хотя, как он полагал, еще не окончательным.

С первых недель пребывания в Турции Троцкий получал огромную корреспонденцию. Голландец по происхождению и француз по месту жительства и ментальности Жан ван Хейженоорт, два года исполнявший обязанности секретаря Троцкого на Принкипо, рассказывал, что каждое утро почтальон привозил огромную почту. «Письма, газеты, книги, пакеты с документами поступали со всего мира. Мы открывали все пакеты прежде чем передать их Троцкому, но письма не вскрывали, так как в это время техника убийства, как мы полагали, не включала возможности запечатать смертоносное оружие в небольшой конверт. Каждый день приходили письма от эксцентричных, не вполне нормальных людей: некоторые цитировали Библию, другие рекомендовали Троцкому, как сохранить здоровье или спасти душу».[1151]