– Ты преуменьшила, шади, – вздохнул Хаксют. – Равно как и Чайка. И я должен тебя поправить: Ларсий не просто ставит себя вровень с высокородными, он считает себя… м-м-м… как бы лучше выразиться…

– Более адмарцем, чем даже сам рашудан! – выпалил вдруг Даллаль и зажал рот ладонью.

– Именно, благодарю, шодан, – поклонился ему старик. – О, Ларсий действительно знает обычаи, адмарские и соседские, безупречно владеет почти всеми наречиями Юга, разбирается в политике и торговле лучше многих, но…

– Но он все равно лишь беспородный мерин в конюшне рашудана, даже если хозяин не желает этого замечать, – заключила Фергия. – Гм… А вот тот последний пассаж насчет гривы и задницы следует рассматривать как аллегорию или?..

– Не могу сказать, шади, – покачал головой Хаксют, а Даллаль развел руками.

– Тогда сочтем, что яркий цвет волос советника просто отвлекает или даже забавляет рашудана, – постановила она. – А поскольку с возрастом этот Ларсий наверняка наел изрядный курдюк, то, думаю, с трудом проходит в двери. Мудрено ли такому упитанному человеку загородить свет рашудану?

– Пожалуй, – согласился Даллаль, помедлив. – Но тогда выходит, шади, что Чайка опять сказал чистую правду?

– А я тебе о чем твержу сколько времени? Но я понимаю, – неожиданно смягчилась Фергия. – Приказ есть приказ, особенно если он исходит от настолько высокопоставленного и опасного человека. Не выполнишь – мигом отправишься пасти овец, и это в лучшем случае… Поэтому, Даллаль-шодан, ты будешь истово разыскивать проклятого поэта, не щадя себя и своих людей!

– Но он очень хорошо спрятался, – добавил я, поняв, к чему она клонит. – А может, его и вовсе не существует?

– Как так? – нахмурился Даллаль, и брови его снова сползлись к переносице.

– Очень просто. – Я поймал одобрительный взгляд Фергии и понял, что нахожусь на верном пути. – Это люди сочиняют, понимаешь, Даллаль-шодан? Разные люди! Кто-то сказал несколько слов, другой придумал рифму – вот тебе две строки. Мальчишки или болтливые женщины подхватили их – вот и весь базар знает, и каждый придумывает продолжение на свой лад. Но ловят того, кто кричит громче всех, а Чайка, наверно, не от великого ума во всеуслышанье повторял эти, с позволения сказать, стихи.

– Хочешь сказать, его подучили, Вейриш-шодан? Заплатили? Но кто?

– Да нет же! Он просто выкрикивал то, что услышал на базаре, не понимая, наверно, и половины. – Я отчаялся достучаться до его разума, он скрывался слишком глубоко под начищенным шлемом и толстой черепной костью. – Как птицы-говоруны: они ведь могут декламировать целые поэмы, если их как следует выдрессировать.

– Понимаю! – просиял наконец Даллаль. – Значит, надо искать того, кто придумал первую строчку и рифму, а не Чайку, который громко кричит и много гадит, но мало соображает?

– Именно, шодан! – не выдержав, вмешалась Фергия. – Но это дело долгое, пока опросишь всех на базаре, пока поймешь, кто врет, кто оговаривает соседа, кто в самом деле ничего не знает, пока то да сё… В общем, или мерин сдохнет, или рашудан.

Она оценила выражение лица бедолаги и добавила:

– Наверно, я неправильно перевела с арастенского, мне ведь знакомы не все тонкости вашего языка. Я хотела сказать…

– Я понял, шади, – перебил Даллаль и ухмыльнулся. – Я знаю, как нужно ловить тех, кого ни в коем случае нельзя поймать, вот только не додумался, что с поэтом можно поступить так же, как с богатыми мастерами торговли запретным.

– Это ты о контрабандистах, что ли? – Фергия дождалась кивка и улыбнулась. – Ну вот, проблема и решена. И я даже не потребую денег за свою услугу, потому что иначе ты разоришься, шодан: ведь мы втроем помогали тебе – я, Вейриш и Хаксют! Но ты можешь расплатиться сведениями, раз уж знаешь кое-что о контрабанде…

Даллаль явно прикинул, какой счет может выставить Фергия, ужаснулся и осторожно спросил:

– И какие же сведения тебе нужны?

– Если сможешь узнать, не провозили ли перья белой цапли и сорок тюков синей шерсти в последние недели, а если так, то кто это делал, буду тебе очень признательна. У Оталя-шодана, видишь ли, караван пропал, а в пустыне следов не сыщешь, будь ты хоть самым расчудесным магом… Только по грузу искать и остается!

– А если его разделили и везут частями, то… – Хаксют покачал головой.

– Поспрашиваю, кое-кто мне всерьез задолжал, так что ответит на вопросы, – кивнул Даллаль. – А Чайка…

– Мы же решили, что его не существует, – напомнила Фергия. – Ну а оборванцев так легко перепутать: мало ли кто выкрикивал дурацкие стишки? Они же все на одно неумытое лицо!

– Ясно, шади… Думаю, мне пора. Если узнаю что-нибудь…

– Ты знаешь, где меня искать, – улыбнулась она. – Рада, что ты внял доводам рассудка, Даллаль-шодан. Надеюсь, ты не бросишь в темницу бедного старого Хаксюта за то, что он имел смелость повторить при тебе такие строки?

– Я ничего не слышал, Фергия-шади, будто уши мои были залеплены воском, как у древнего героя: таким хитроумным способом он миновал оазис с волшебными девами-птицами, которые заманивали путников сладким пением, а потом убивали, – поразил нас эрудицией начальник стражи. – Но я действительно верный пес рашудана, да продлятся его дни, а потому…

– Рашудана, а не его главного советника, – перебила Фергия. – Не забывай об этом, иначе в один далеко не прекрасный день тебе придется делать тяжелый выбор. Лучше сделай его заранее!

– О чем ты, шади?

– Так, мысли вслух… Скажи, у рашудана много наследников?

Воцарилось долгое молчание. Я уж думал, Даллаль начнет считать по пальцам, но он вдруг покачал головой:

– От жен – всего лишь двое, шади. Есть еще от наложниц и шуудэ, но те мальчики еще совсем дети.

– Почему же так мало?

– Злой рок преследует рашудана: почти все его сыновья умирают во младенчестве.

– Рок? Ты в самом деле веришь в это, шодан? – улыбнулась она, и Даллаль переменился в лице. – Скажи, а какой из наследников тебе больше по нраву? Ты ведь знаешь их, не так ли?

– Конечно, шади, я учил их сражаться, когда они были маленькими, а потом им наняли наставника получше… – Начальник стражи помолчал, потом сказал: – Старший, Энкиль, красивый и сильный юноша. Говорят, он похож на своего прадеда – тот был великим воином, мог сутками не покидать седла, знал всё о чаяниях своего народа… Его любили. И Энкиля-шодана любят, я знаю.

Я невольно кивнул, припомнив старого рашудана. Ему было под девяносто лет, когда коварная бардазинская стрела оборвала его жизненный путь, и то он еще успел нагнать мерзавца и зарубить на полном скаку, и лишь после этого испустил дух. Истинный воин!

– Младший, Аскаль, совсем не такой, – продолжил Даллаль. – Он больше походит на самого рашудана, каким тот был