— Да?

— Вы к кому направляетесь? — строго оглядывая его, спросил охранник.

— К начальнице отдела социального страхования, — еле шевеля закоченевшей на морозе челюстью, выговорил Майский.

Ничего не ответив на это, охранник наклонился ближе и заглянул ему прямо в лицо. Майского будто контузило: он совсем не чувствовал конечностей, уши заложило, в глазах потемнело.

— Да тут нормально все, — раздался вдруг добродушный мужской голос.

Майский поднял глаза: второй охранник, который до этого изучал что-то на стенде, подошел ближе и приветливо смотрел сейчас на него через плечо напарника. Он вспомнил его — это был тот самый здоровяк с грушеобразным лицом и детским взглядом, у которого он спрашивал кабинет Литовской во время первого своего посещения.

— Я его знаю, — продолжил здоровяк. — Он постоянно ходит.

Его напарник согласно кивнул и вернулся в будку, а Майский, не осознавая до конца, что произошло, молча развернулся и пошел в сторону лестницы (еще накануне он решил для себя, что не поедет на лифте — там было слишком много народу).

Лестница оказалась совершенно пуста и, свернув за угол, Майский почти что побежал по ней. Ступенька за ступенькой он судорожно взбирался вверх, стремясь поскорее оказаться подальше от холла и не обращая уже внимание на ружье, которое совсем ослабилось и теперь при каждом шаге опасно выдавалось из-под плаща. Дыхание Майского сбилось, мысли спутались, а сердце бешено колотилось в груди, так что он ощущал каждый удар. Он понимал, что нужно отдышаться и поправить ружье, но смог остановиться только поднявшись до пролета между третьим и четвертым этажами.

Он затаился и прислушался: ни сверху, ни снизу не доносилось никаких звуков — на лестницы не было ни души. Осознание того, что сейчас внизу для него все могло закончиться, пробрало Майского до костей, но, вместе с тем, он стоял уже на лестнице, и это обстоятельство вдруг вселило в него уверенность и решимость, заставив собраться и сконцентрироваться. Поправив замок-липучку, который уже почти совсем отклеился, он несколько раз глубоко вздохнул, но услышав снизу скрип двери и шум шагов, поспешил дальше, наверх.

Поднявшись на шестой этаж, Майский вышел в коридор и не торопясь пошел по нему, стараясь быть как можно более осторожным. Народу было много, но дойдя до кабинета Белокобыльского, он нашел здесь только одного мужчину. Решив, что неразумно будет идти напролом, привлекая к себе особенное внимание, Майский пропустил его вперед и стал дожидаться свой очереди. Но как только мужчина зашел в кабинет, мучительные сомнения стали терзать его. Зачем он пропустил этого мужчину? Надо было что-нибудь придумать и зайти первым. Ему нельзя было терять ни минуты. Может охранники, заподозрив неладное, как раз сейчас поднимаются, чтобы проверить его? Майский испуганно посмотрел в сторону выхода к лифту — все было тихо и спокойно. Вдруг он подумал о камерах видеонаблюдения, которые возможно фиксировали сейчас его действия но, осторожно оглядев потолок, камер не нашел.

Нервы Майского совсем истончились. Он стоял не шевелясь, затаив дыхание, озираясь нахмуренным испуганным взглядом, весь трепеща и отчаянно пытаясь взять себя в руки. Голова его раскалывалась, в висках болезненно пульсировала кровь, но он не обращал внимания на боль. Страх окутал Майского: страх, что по какой-нибудь причине планы его могут сорваться, и сорваться в тот момент, когда он находится уже через стенку от своей цели. Мучительное ожидание сводило его с ума; в напряжении уставился он на дверь. Вдруг неожиданная мысль, что Белокобыльский может сейчас запросто оставить кабинет и куда-нибудь быстро уйти, взбудоражила Майского. Продолжая поглядывать в сторону выхода к лифту, он начал медленно расстегивать плащ, а когда две верхние пуговицы были уже высвобождены из петель, дверь кабинет неожиданно открылась. Майский вздрогнул. В коридор вышел мужчина и, в улыбке кивнув ему, как бы говоря, что он может проходить, направился в сторону лифта. Рванув с места, Майский зашел в кабинет и плотно закрыл за собой дверь.

Белокобыльский находился в кабинете один. Как обычно он сидел за столом, возясь с разложенными перед ним бумагами. Когда же к нему с выпученными, сверкающими в решимости глазами влетел Майский, он резко выпрямился, привстал, но узнав посетителя, вернулся на стул.

— Что вы хотели? — быстро и беспокойно спросил Белокобыльский. Крайняя встревоженность Майского мгновенно передалась ему.

Майский отодвинул стул подальше от стола и присел на самый его краешек.

— Я хотел прояснить один момент, — начал он после паузы.

— Последний раз мы, кажется, все с вами выяснили. Я не могу больше вам ничем помочь.

— Да вы не переживайте, — с нервической усмешкой на лице сказал Майский, потихоньку расстегивая рукой пуговицы плаща. — Я не по поводу пенсии, а совершенно по другому вопросу… Вы помните наш разговор два дня назад?

— Нет, не помню, — раздраженно проговорил Белокобыльский.

— Вы сказали мне тогда, что я растратил свою жизнь на бессмысленные хождения по самым разным бюрократическим инстанциям.

Белокобыльский молчал.

— И знаете, что я хочу вам на это ответить? — продолжил Майский, презрительно и зло смотря на пожилого юриста. — Вы совершенно правы! Да, я действительно растратил всю свою жизнь на бессмысленные мыканья по разным государственным учреждениям.

В кабинете повисла пауза. Белокобыльский в недоумении смотрел на Майского.

— Зачем вы мне это рассказываете? — наконец, спросил он.

— Зачем рассказываю? Я хочу, чтобы вы поняли…, — начал было Майский, но вдруг остановился, услышав доносившийся из коридора шум.

Это были тяжелые и гулкие звуки шагов. С каждым мгновением они становились все громче и тверже — кто-то быстро приближался к кабинету. Не медля больше ни секунды, Майский отстегну ремешок приклада, вскинул ружье и, положив его на предплечье левой руки, наставил ствол в лицо Белокобыльскому. Глаза юриста округлились, он отпрянул назад, а Майский, не говоря ни слова, в упор уставился на него поверх дула карабина. Звуки шагов все усиливались; вот они уже раздались возле самой двери и… ни на секунду не прерываясь, начали удаляться, стихая все тем же быстрым размеренным темпом.

В кабинете стало совсем тихо. Лишь осторожное и частое дыхание Белокобыльского наполняло сейчас его. Видя панический страх в глазах юриста, наблюдая, как лицо его накрыла волна дикого ужаса приближающейся смерти, Майский испытал глубокое отвращение и вместе с тем какое-то сладостное удовлетворение.

— Что вы… зачем… что вы собираетесь…, — сбивчиво мямлил Белокобыльский себе под нос.

— Ты и твои коллеги из Я-ского пенсионного фонда исковеркали мою жизнь, — сверкая глазами, проговаривал Майский. — Пользуясь своей властью, вы бесстыдно обворовываете обездоленных граждан — пенсионеров и инвалидов. Не мучаясь никакими угрызениями совести, вы нагло