все более самодовлеющей, конкурирующей с правительственными органами»[2925]. Именно из политических соображений, по мнению Я. Букшпана, председатель Совета министров (Штюрмер), стремился к возможно большему умалению закона 17 августа об Особых совещаниях, посредством создания над ними незаконных органов, вроде «Совещания пяти министров» или «Особого комитета по борьбе с дороговизной»[2926].

* * * * *

Истоки кризиса Особых совещаний и все более усиливавшихся тенденций к усилению роли государства, лежали не в амбициях власти, а в стремительно углубляющемся истощении экономики. «Детальный анализ…, — отмечает этот факт немецкий историк Х. Хауман, — показывает, что не позднее 1916 г. резервы роста (в России) иссякли и ускорялся развал производства»[2927]. Наглядно эту данность отражало обесценивание рубля (Гр. 15), которое, по словам видного статистика Л. Кафенгауза, «уже приняло заметные размеры, казна не в состоянии оказалась повышать цены в соответствии с общим ростом дороговизны и денежной заработной платы»[2928].

Гр. 15. Стоимость рубля, в % к 1-му полугодию 1914 г.[2929]

Падение стоимости рубля являлось свидетельством истощения ресурсов национального Капитала, что неизбежно вело к ужесточению мобилизационной политики: место предпринимательской эффективности постепенно занимал режим все более и более жесткой экономии, на базе «огосударствления» уже не отдельных предприятий, а экономики в целом, что требовало введения и усиления соответствующих централизованных форм организации и планирования.

Другими средствами, кроме экономии и мобилизации всех ресурсов, в военное время, остановить падение стоимости рубля — окончательное исчерпание национального капитала невозможно, поскольку военные расходы и связанные потери, являются несжимаемой статьей расходов бюджета. О масштабах этой несжимаемой статьи, говорил дефицит расходной части бюджета, который в России 1915–1916 гг. составлял 75–77 %[2930]!

Рыночные методы хозяйствования действуют только при условии наличия необходимого и достаточного количества Капитала и/или благоприятных условий для его накопления. В случае исчерпания Капитала или ухудшения условий для его накопления, постепенно сужаются и рамки рынка, до тех пор, пока никакие виды рыночного хозяйства станут просто физически невозможны: нет Капитала — нет Рынка: «Рынок является следствием по отношению к капиталистическому хозяйству, — постулировал эту закономерность М. Покровский, — но капитал является его причиной»[2931].

Правительство «общественного доверия»

Старая власть жила изо дня в день, не думая о будущем. Самая идея экономического плана была для нее жупелом.

Промышленность и торговля, 1917 г.[2932]

Лидеры буржуазно-либеральной оппозиции объясняли свой революционный радикализм неспособностью царской власти организовать планомерную работу, на народнохозяйственных началах, «что может привести к катастрофе». «Необходимы меры исключительные, — призывал в начале февраля 1917 г. в своей редакционной статье орган деловых кругов журнал «Промышленность и торговля», — а главное, необходимо создать такую обстановку, при которой была бы вера в искренность и результативность предпринимаемых планов. Для этого во главе ведомств, регулирующих народный труд хозяйство, должны стоять лица, способные своей твердой и открытой политикой, без интриг и «тонкой игры», направленно в пользу отдельных общественных классов, снискать себе народное доверие. И с этим надо спешить»[2933].

Со свершением Февральской революции лидеры Центрального Военно-промышленного комитета (ЦВПК) стали министрами Временного правительства: А. Гучков — военным, А. Коновалов — торговли и промышленности; М. Терещенко — министром финансов. Вместе с тем, как отмечал товарищ министра торговли, активный деятель ЦВПК П. Пальчинский, «к началу революции никакой программы ни финансовой, ни экономической, долженствовавшей регулировать хозяйственную жизнь страны, (у нас) не было, и с этим положением мы вошли в революцию»[2934].

Дилемму, с которой столкнулось Временное правительство, передавал его министр, видный промышленник А. Коновалов: «старый режим застопорил весь экономический оборот путем своеобразно проводимой в жизнь разрешительно-запретительной системы. С другой стороны, нет других средств, как только известное государственное вмешательство в частноторговые интересы, для чего необходимо реформировать не только существующие комитеты в смысле придания им более общественного характера и расширения их компетенции, но, сообразно с требованиями жизни и указаниями опыта, создать еще новые комитеты по ряду важнейших товаров»[2935].

Деловые лидеры уже первого буржуазного Временного правительства приходили к выводу о необходимости еще большего усиления роли государства в экономике, поскольку опора на частнохозяйнический патриотизм не оправдала себя. Деятельность синдикатов, монополизировавших целые отрасли народного хозяйства, оказалась подчинена в большей мере своим частным интересам, чем интересам страны.

Наглядный пример тому давало состояние металлургической промышленности, констатировавшееся на заседании Металлургического комитета в марте 1917 г.: «Как всем известно, недостаток металла таков, что о нем говорить страшно. Катастрофа, к которой мы шли, придвинулась или, вернее, мы пришли к ней, и у нас получилось полное расстройство во всей жизни заводов, как в отношении снабжения металлом и сырьем, так и в отношении снабжения топливом»[2936]. Говоря о причинах такого положения, руководитель Комитета по делам металлургической промышленности А. Мышлаевский 11 марта 1917 г. заявлял: ««Продамета» есть зловредный синдикат»[2937].

Состояние промышленности, тем временем, стремительно ухудшалось «московская металлообрабатывающая промышленность уже в апреле снизила выпуск продукции на 32 %, производительность Петроградских фабрик и заводов снизилась на 20–40 %, добыча угля и общая производительность Донецкого бассейна к июлю — на 30 % и т. д. Расстроилась добыча нефти…»[2938]. «Вся задача целиком, очевидно, далеко выходит за пределы того, что может дать частный почин, интересы которого очень часто не сходятся с интересами целого, — приходили к выводу экономисты связанные с Временным правительством, — Только государство, и притом государство, обслуживающее не интересы кучки привилегированных, а действующее в интересах всего народа, может вывести страну их хаоса и развала»[2939].

Однако либеральные лидеры первого — «революционного», буржуазного состава Временного правительства, в ответ на эти требования в апреле 1917 г. отвечали, что правительство «принципиально «не приемлет» государственное регулирование промышленности как меру слишком социалистическую»[2940]. И только образовавшийся в начале мая коалиционный кабинет продекларировал, что его деятельность будет основана на «борьбе с экономической разрухой с помощью контроля над производством, транспортировкой, обменом и распределением продукции, а при необходимости — с помощью реорганизации производства извне»[2941].

Оба варианта проектов правительственной декларации (социалистической и буржуазной) «говорили о «необходимости коренного изменения экономической жизни страны и внедрения государственного контроля и регулирования». В обоих предлагалось объединить частные предприятия в синдикаты под наблюдением государства»[2942].

Введение государственного контроля, отмечал лидер эсеров В. Чернов, было совершенно логично: «Чем дольше шла война, тем больше промышленность работала на нужды фронта. Покупателем ее продукции было государство. Кроме того, правительство давало предпринимателям огромные ссуды на расширение производства и повышение качества продукции, а также