— Я забрал мелкого выродка и отдал его папаше. - Олег скалится, как безумная псина. - Вернул сраный подарочек, о котором не просил. Это стоило мне кучи бабла, но, поверь, смотреть как он корчился от боли, когда я сказал, что его выродок свел тебя в могилу, было гораздо более дорогим удовольствием. Примерно таким же, как смотреть сейчас на тебя, когда с твоих заблеваных розовой ватой глаз, девочка, начинают спадать шоры и в твоей голове впервые за долгое время зреет стоящий вопрос: а почему же он ни хуя мне не сказал?!

Мне абсолютно нечего ему ответить, даже если бы у меня вдруг возникло глубокое желание устроить с этим монстром в словесную перепалку. Ему не нужны ответы, ему не нужен диалог - только смотреть, как я буду мучиться. Вот его наркотик. Поэтому он так боится меня потерять - где еще он так быстро найдет замену?

— Ты все врешь, подонок.

Странно, но именно сейчас, когда его противная тьма проникла мне под кожу и заполнила вены, я чувствую себя абсолютно свободной от страха. И больше не думаю, прежде чем сказать, подбирая правильные слова, с аптекарской точностью отмеряя эмоции.

И Олег тоже это понимает, потому что, всматриваясь в мое лицо, перестает улыбаться.

— Перестань это делать, - шипит он, запрокидывая мою голову все больше и больше, словно собирается сломать шею. - Прекрати, Ника.

— Прекратить что? - Я триумфально, из последних сил, широко улыбаюсь. - Ненавидеть тебя? Презирать? Желать тебе смерти?

Он заносит руку и тыльной стороной ладони наотмашь хлещет меня по лицо. От силы ударов моя голова болтается в стороны, и я начинаю кашлять, потому что захлебываюсь кровью из разбитых десен. Но даже когда он заканчивает и я снова с трудом прихожу в себя, мне хватает безрассудства продолжать улыбаться. Только теперь к ответной злости на его лице добавляются нотки паники.

— Что? - Облизываю разбитые губы. - Ты расстроен и не знаешь, что делать с этой непослушной заводной игрушкой?

— Я прекрасно знаю, как заставить тебя слушаться.

— Ни черта ты не знаешь.

От удара кулаком меня швыряет на пол, прямо ничком, но я все равно скребу ногтями по дорогому серому граниту пола, пытаясь отползти. Но Олег хватает меня за руку и волочит до камина, швыряя перед ним, как трофейную шкуру. Психует и матерится, потому что долго не может развести огонь. А когда, наконец, пламя расползается по поленьям, сует внутрь кочергу.

— Задай себе вопрос, сука, почему Сабуров не сказал тебе про сына?

Он переворачивает ее, как вертел, и я начинаю догадываться, что именно он собирается сделать. Но даже перспектива получить новую порцию боли все равно уже абсолютно ничего во мне не трогает. Я вообще не уверена, что хоть что-то почувствую.

— Почему не прибежал с раскрытыми объятиями? Не поспешил устроить ваше маленькое семейное воссоединение?

— Меня от тебя тошнит, - стону я. - Ты просто жалок. Все эти годы, когда я ложилась с тобой в постель, я не чувствовала ничего, кроме отвращения. Каждый раз, когда ты притрагивался ко мне, я хотела срезать с себя кожу, чтобы больше никогда не чувствовать грязь, прилипшую с твоих пальцев. Каждый раз, когда мне приходилось дышать с тобой одним воздухом, я мечтала чтобы он превратился в яд и ты сдох, даже если бы сдохнуть рядом с тобой пришлось и мне тоже.

Я хочу чтобы он ударил меня еще раз, и посильнее.

Пусть сознание, наконец, оставит меня, пока его мерзкая правда окончательно меня не разрушила.

Меркурий ведь действительно ничего мне не сказал.

Он просто… промолчал.

— Ты не нужна ему, девочка. - Олег еще раз проворачивает кочергу, достает ее из огня и подносит раскаленный кончик к моему лицу. - И мне ты тоже уже надоела. Ты стала неприятно предсказуемой и…

— Олег Викторович, я не хотел их пропускать, но…

В нашу «милую семейную драму» вторгается охранник, за спиной которого появляются трое: седой мужчина и двое мордоворотов с двух сторон от него.

Немая сцена.

Минуту или даже больше все смотрят друг на друга, как будто меня вообще не существует. Лицо Олега сначала становится удивленно-раздраженным, а потом - он прищуривается, встает и отшвыривает кочергу с видом человека, который готов поклясться перед иконами, что понятия не имеет, как она вообще оказалась у него в руке.

Я все-таки выдыхаю, потому что мне нужна была хотя бы минутная передышка, чтобы вынырнуть из этого дерьма и вдохнуть. Я потихоньку отползаю в сторону, опираюсь на диван. Ноги меня больше совсем не держат, но никто из присутствующих даже не пытается помочь.

Я откуда-то знаю этого старика. Его лицо кажется мне смутно знакомым, но я точно уверена, что никогда раньше не сидела с ним за одним столом, как это часто бывает с партнерами Олега. Может быть, просто когда-то случайно сталкивались? Олегу многие пожимают руки, когда мы вместе где-то появляемся, и часто это превращается в бесконечный конвейер лиц.

— Не уверен, что приглашал тебя в гости, - сквозь зубы обращается к седому Олег.

— А я просто ехал мимо, - расслабленно отвечает тот и, наконец, опускает на меня взгляд.

Возможно, он уже в курсе того, как именно Олег любит проводить время «с семьей» или ему просто все равно, но в прозрачных серых глазах я не вижу ни намека на сострадание. Может, это его партнер по клубу садистов?

— Можешь ехать мимо дальше, - довольно нетипично для себя, раздраженно и резко, огрызается Олег.

Обычно он не позволяет себе такого с людьми, с которыми ведет дела. По крайней мере до тех пор, пока не выжмет из них все, что ему нужно, а потом просто выбрасывает, как пустой тетрапак от сока. Я много раз слышала его телефонные разговоры с такими «ненужными» - до того, как они еще приносили выгоду и после этого. Но этот мужчина определенно не из таких, иначе не рискнул бы вламываться к Олегу без приглашения. Да еще и на его личную территорию.

— На твоем месте, Олег, - мужчина тоже подкручивает резкость в голосе, - я бы не выёбывался, а провел меня в кабинет. Пока я еще готов разговаривать с тобой человеческим языком. Или предпочитаешь сначала маски-шоу на дом, а потом -