с Амирамовым, а сегодня днем один подкормленный человечек в соответствующих органах нашептал, что откуда-то сверху пришел «звоночек» меня проверить и группа людей, которые с дня на день ввалятся в мой офис, уже получила очень жесткие и категоричные инструкции. А я, вместо того, чтобы сбросить стресс и быстро все порешать, замазать баблом все «дыры», должен тратить силы и нервы на этого старого пидара, который почему-то решил, что своему успеху я обязан именно его сраным миллионам.

— Никита, послушай…

— Нет, выблядок вонючий, это ты меня послушай! - Он так резко повышает голос, что я непроизвольно щелкаю зубами об стакан. - Я знал тебя еще когда ты был грязной нищей гнидой, которой не хотел давать кредит ни один приличный банк, но уже тогда я не стеснялся пожимать тебе руку. Потом, когда ты начал лезть без мыла везде, куда только мог влезть и козырять моим именем, чтобы добавить себе солидности, я только мило грозил тебе пальцем и просил не перегибать палку. Потом, когда ты нарисовал интересную схему и предложил в ней поучаствовать, прекрасно зная, что мои имя, опять же, сделает тебе определенную рекламу, я тоже согласился. Моя вина - сам не сразу вдуплил, что ты за жук.

Я ставлю стакан на стол и Щербаков тот же его смахивает - так, что он падает мне на колени, и оставляет на дорогих брюках от костюма уродливое пятно. Сука, мне теперь и не встать - выгляжу как обоссаный.

— Даже, когда я узнал, что ты подложил под меня свою ручную потаскуху, чтобы она красятничала и сливала тебе информацию, я счел это… шалостями заигравшегося во власть мальчика. И после всего этого, после того, сколько раз я тебе прощал и на что закрывал глаза - ты решил, что тебе мало и решил мне присунуть. Ты - мне. А я такого очень не люблю. Особенно, когда мои бухгалтера подбивают итог общих потерь и там оказываются миллионы долларов. За такое, Олежек, в приличном обществе сразу закапывают. Живьем. В бетон.

Ненавижу этого козла!

Сука, все, о чем я мечтаю в эту минуту - чтобы его несуразно большая голова вдруг затряслась, как погремушка, и взорвалась прямо у меня на глазах. Уверен, у него даже мозг какой-то дофига пафосный внутри, типа, деловой и крутой, с разными примочками а ля «у меня все схвачено». Но вместо того, чтобы наслаждаться зрелищем его агонии, вынужден сидеть в «обоссаных» штанах и делать вид, что готов к цивилизованному решению конфликта.

Да и что мне остается? Он ведь, мудак, знает, что может организовать мне проблемы в пару щелчков. Ничего такого, от чего я не откуплюсь, но на фоне того, что вылез еще один геморрой, усложнять ситуацию было бы неразумно.

Поэтому - натянуто улыбаюсь и даже почти дружелюбно киваю, мол, согласен, все по делу, мне и добавить нечего.

— Чё ты башкой своей машеш, как слон цирковой? - кривится Щербаков. - Думаешь, я приехал, чтобы посмотреть, как ты тут клоуна в очередной раз корчишь? Мне до пизды твои извинения, Олежек, я хочу получить назад свои бабки.

Он щелкает пальцами и один из мордоворотов, подавшись вперед, протягивает ему сложенный в двое листок, а Щербаков небрежно швыряет его передо мной на стол. Я молча наблюдаю за тем, как край бумаги тонет в разбрызганному по столешнице коньяку.

— Что это? - даже не предпринимаю попыток прикоснуться к бумажке.

— Твой долг.

— Прислал бы мне на почту сразу со счетом, чтобы я лишний раз не гонял своих бухгалтеров.

Щербаков сжимает челюсти и желваки играют на его сухих, обвислых как у старого бульдога щеках. Противно гладко выбритых, как будто ему каждую ёбаную волосины выдирали пинцетом.

— Корецкий, думаешь, я с тобой шутки шучу?

— Думаю, ты какую-то херню сейчас порешь и берешь меня на слабо.

В ответ на это его мужики резко дергаются вперед, сразу оба, как киборги по беззвучной команде. Один залетает мне за спину, нажимает на затылок и тупо вдавливает голову с тол, так сильно, что зубы до крови врезаются в щеку. А когда я пытаюсь вырваться - рядом появляется второй и я замечаю стальную «одноглазую» трубку глушителя, который нацелен прямо мне в лицо.

Блять.

Блять, блять, блять!

— Костя, если он дернется или перестанет быть достаточно мягким - отстрели ему… что-нибудь.

— Никита, давай… - Дуло плотно упирается мне в лоб и я замолкаю на полуслове, пока голос Щербакова не отдает команду «разрешить говорить», и тогда его мордоворот тычет меня пистолетом в висок. Ëбаный ты в рот. - Давай все обсудим. Спокойно. Я не очень понимаю, каким образом мои мозги вокруг решат наше маленькое… финансовое недоразумение.

Он снова противно смеется и предлагает своим амбалам усадить меня обратно. Они делают это, но максимально неласково, как будто я - какой-то мальчик для битья. Приходится молчать и терпеть, пока троица не свалит из моего дома.

В голове уже прокручиваю варианты, кому слить маленький компромат на этого гандона и парочку его «партнеров», чтобы они, когда им прилетит за компанию, потом уже сами добивали старого козла. Сука, да меня никто в жизни так не унижал, как эта седея гнида!

Когда Щербаков садится обратно в кресло, а его мужики так и стоят по обе стороны от меня, его взгляд выразительно утыкается смятый листок, теперь испачканный еще и следами моей слюны. Разворачиваю, пробегаю взглядом по длинному столбик цифр и потом смотрю в итог.

Он совсем ёбнулся?!

— Вижу, тебя тоже впечатлило наше с тобой… как ты там выразился? - Щербаков вальяжно закидывает ногу на ногу. - Маленькое финансовое недоразумение. А представляешь, каково было мне - вот так, за завтраком из моего любимого французского омлета, узнать, что все это время ты, сукин сын, имел меня, как какого-то пидара из подворотни.

— Ты серьезно?! - В сердцах повышаю голос и дуло в очередной раз опирается мне в щеку. Приходится поднять руки, чтобы показать, что я все понял и буду вести себя хорошо. От унижения сводит живот, как будто внутри работает перемалывающая кишки машина. - Никита, сорян, но это… вообще…

— Это вместе с моральной компенсацией, - перебивает он и медленно встает, оправляя лишенный даже микроскопических складок пиджак. Амбалы тут же послушно становятся ему за спину. - У тебя три дня, Олежек. Ровно три, начиная с этой