– В крайнем случае… – она задумалась и замолчала. – Нет, этого тебе нельзя…

– Все равно скажи!

– Я подумала… если ты меня не сможешь найти…

– Почему не смогу, что ты все время…

– Подожди, я знаю слишком много случаев, чтобы об этом не думать. Очень много семей – нормальных, русских, женатых давно и законно – они ничего не знают о своих мужьях и детях! Почему ты думаешь, что мы другие? Меня могут отправить отсюда в любой момент, я разговаривала… странно, что еще не отправили.

– С кем разговаривала?

– С женой коменданта…

– Зачем?!

– Она хорошая женщина, бывшая ссыльная. Она спросила у мужа, он, кстати, тоже нормальный, добрый мужик – он сказал, что связи с ссыльными не приветствуются. Он думает, ты слишком на виду в пароходстве… поэтому все так.

– Ты сказала, если нас разлучат… в крайнем случае? – нервно напомнил Сан Саныч.

– Я думала обратиться во французское посольство, но это очень опасно. Нет, этого нельзя! Меня просто отправят на Колыму! Ответят посольству, что нет никакой Николь Вернье! – Она вздохнула судорожно и замолчала. Потерлась щекой о плечо Сан Саныча. – У меня во Франции есть родственники, но они, скорее всего, думают, что я погибла. Столько лет от меня ничего нет…

Белов молчал. Никакое французское посольство не могло их защитить. Он был ей никто. Ни ей, ни Клер, которая спала рядом в кроватке. Их Катька, плод их любви, его дочь… ее нигде не признавали его дочерью, в голову лезли все эти нелепые, выматывающие комсомольские и партсобрания. Люди радовались тому, что портят мне жизнь, они ненавидят нашу любовь. Почему?!

– Саша! – Николь теребила его за плечо. – Ты о чем задумался?

– Я? – Сан Саныч нервно обнял ее, притянул к себе. Еще сильнее прижал.

– Мне больно, ты сильный!

– Я не сильный, Николь… я очень устал. Вчера стоял над Енисеем… я так устал…

Сан Саныч замолчал, он давно хотел рассказать Николь все, что было в Игарке, про его дела с Квасовым… Не решался. И это тоже висело тяжелым камнем. Душа двоилась, он не мог быть стукачом, и тут же понимал, что, пойди он к Квасову, тот легко мог остановить все их муки. Скворцов несколько раз прямо на это намекал.

– Не вини себя… – прижалась к нему Николь, – я иногда огромное счастье испытываю, просто от того, что ты есть, что у нас есть наша дочь. Я никогда не откажусь от того, что между нами было. Это же было счастье! Любовь! И сейчас есть! У многих ничего такого никогда не было! Правда?! Нас не арестовывают, значит могут оставить в покое! Может, наша любовь нас защищает! Ну?! На что еще могут надеяться люди? – она улыбнулась и почти весело потормошила его.

– Ты правда меня так любишь? – Сан Саныч говорил тихо. Не поворачивал головы.

– Эй! Что такое? Скажи мне! Ты же мой муж! Я из твоего ребра!

– Это я во всем виноват! Я думал, что живу честно, да не так все!

– Ну что ты?! Ты не просто честный, ты страшно наивный… ты иногда просто дурак! Если бы я тебя не любила…

– Подожди! Я сейчас скажу… – он помолчал, отнял у нее руку. Повернул тяжелую голову. – Я согласился быть стукачом у Квасова!

– Кем? – не поняла или не поверила Николь.

– Я подписал бумаги, что согласен сотрудничать с органами!

Николь молчала.

– Я ничего не делал… никого не заложил! Только подписал, Квасов обещал помочь с разводом и с тобой. Он многое может, и сейчас тоже… Но потом я отказался. Сказал, не буду стучать. Он угрожал, уговаривал… Короче, это он все устроил, все эти партсобрания… «приветы» мне передает.

Сан Саныч сдавил челюсти и повернулся на молчавшую Николь, хотел найти ее руку, но не стал. Замер, ожидая ее слов, но Николь молчала.

– Это долго надо рассказывать, я сам не знаю, как получилось, думал, он нам поможет. Он говорил, если я не захочу, могу не стучать… Ну, хватит об этом, – оборвал он сам себя.

Николь взяла его за руку. Гладила ее и молчала.

– Я могу позвонить Квасову… ты понимаешь это?

– И что ты должен будешь делать?

Сан Саныч пожал плечами. Нервно сдавил ее руку.

– Хорошо бы, конечно, чтобы нас оставили в покое… Но не могу себе представить, чтобы ты… нет… ты же нечаянно это сделал?

– Черт его знает, как все вышло, ты тогда была беременная. Мы с ним коньяк пили… Потом представил себе, что на кого-то пишу. Помнишь эту сволочь Турайкина – подумал, что этого подлеца можно посадить! А на другой день так погано стало!

– Фу-у-у! Я не стала бы жить с таким человеком! Что ты?! – она хмыкнула зло и весело. – Молодец, что… молодец! Я еще больше тебя люблю! Что же делать, такие мы… такая судьба! Катя будет очень хорошим человеком!

– Почему?

– У нее такой отец!

– Какой? – не понял Сан Саныч.

– Красивый, честный и сильный!

– Что ты говоришь… – нервно стиснул зубы Сан Саныч.

– Я серьезно! В России талантливым и честным людям очень трудно жить! Их обязательно найдут… за ними охотятся!

Она замолчала. Сидели, прижавшись друг к другу, слушали ночную жизнь барака. Где-то в дальнем углу тоже негромко разговаривали. Какая-то бабушка непонятным старинным напевом, а может, и не по-русски, баюкала ребенка.

49

Двадцать первого сентября 1951 года Горчакова Ася, Горчаков Николай и Горчаков Сева сидели в общем вагоне поезда Москва – Хабаровск. Сева, по возрасту, ехал без билета. Контролеры в поезде принимали его за восьмилетнего, и Асе приходилось показывать метрику.

В их купе разместилось две семьи, считая Горчаковых, и одна молодая пара. Безбилетный Сева спал с Асей на нижней полке, на которой обязательно кто-нибудь еще сидел. Было тесно, накурено, за столиком постоянно кто-то ел, пили чай, гасили сигареты в банке из-под килек. В соседнем купе ехали завербованные на далекую Уральскую стройку, выпивать они начали еще на вокзале в Москве, не успел тронуться поезд, а они уже радостно орали, а вскоре достали гитару. Это были в основном молодые парни, они заходили в гости, угощали детей баранками, а мужиков водкой и рассказывали о жизни, о суровом труде в суровых краях.

Так и ехали, ели, спали, глядели в окно, читать книжки не получалось. На вторые сутки у Горчаковых украли один из трех чемоданов. Ночью была большая станция, люди входили, выходили, носили вещи, кричали через весь вагон, лупили орущих детей. Ася не спала и про чемоданы помнила, а утром Коля обнаружил пропажу. В чемодане было постельное белье и летние вещи.

В Красноярск приехали ночью 27 сентября. До рассвета просидели на вокзале. Там было битком, но не так страшно, как на ночных улицах. Утром поехали на речной вокзал. Это было новое просторное здание в стиле московских высоток. Гулкое, с лепниной и высоким острым шпилем на крыше. Здесь народу было еще больше. Ася усадила ребят на вещи и ушла в огромную очередь.