С горькой досадой пришлось нам идти на уступку. Столковались. Определили число. Не помню, там же или после наметились выборные лица. Вопрос был исчерпан. Постановили теперь же, ночью, – а была уж глубокая ночь, совещались несколько часов, – ехать нам в штадив к прямому проводу и поставить в известность обо всем центральную власть, требовать у нее утверждения этого нашего решенья.

Оставили душную комнатку боесовета. Вышли на свежий прохладный воздух ночи. Вскочили на поседланных тут же коней. Поскакали в штадив. С нами было трое-четверо из членов боесовета.

А штадив за эти часы – часы нашего отсутствия, – пережил драму. Когда мы уехали в крепость, там, в штадиве, оставался всего десяток работников. Было у нас условлено, что они установят с крепостью связь и все время будут следить за ходом и результатами нашей работы. Они наметили несколько человек из верных ребят, связались с Агидуллиным, который в этих делах показал себя большим мастером и решил не выпускать нас из виду.

Первый разведчик сообщил неопределенное.

– Пришли в крепость и чего-то там ждут…

Второй – точнее. И нечто утешительное:

– Открылся митинг… Наши говорят, а крепость вся молчит и слушает…

Было около шести вечера. Связь вдруг оборвалась, никто не приходил из крепости, ничего не сообщал… В чем дело?

– Алло, алло, – звонят по телефону.

– Это что, из крепости?

– Да, что еще?

– Скажите, как идет митинг?

– Как надо…

– Ну, а где Фурманов, Мамелюк и другие, – нельзя ли кого позвать к телефону?

Молчание.

– Алло, алло… Вы слушаете?

Молчание. Трубка брошена, крепость не хочет отвечать.

И раз, и два, и три, и опять звонили в крепость. Там кто-то берет трубку, начинает разговор, но лишь попросят кого к телефону – в ответ гробовое молчание.

Наконец примчался из крепости вестник:

– Наших арестовали, посадили в тюрьму…

– Как, за что?

– Ничего не знаю, только собрание спешно оборвали… сказали, что киргизы на крепость идут… а их всех посадили зараз…

В штадиве вверх ногами полетела жизнь. Сейчас же все – под ружье. А всех – ничтожная горстка. Уставили пулемет, приготовились встретить. В первые же минуты ждали, что налетят:

– Раз арестовали наших, – решили они, – раз посадили в тюрьму – значит, сейчас ударят на штаб!

Тут были: Позднышев, Ная, жена Кравчука, Масарский, Альтшуллер, Колосов Алеша, Лидочка, Аксман, Горячев, Рубанчик, Никитчеико, – кто-то еще, несколько человек. Они решили умереть, но не даваться живыми в руки.

– Товарищ Белов, – крикнул на бегу Масарский, – все равно не удержимся… У меня тут секретные бумаги особотдела… Сожгу?

– Жги! – согласился машинально Панфилыч.

Через минуту на дворе заполыхали языки пламени, – Масарский запалил ящики и корзины, доверху набитые «секретами».

В ранних сумерках ненастного дня только искры заметались по двору, и над крышами домов только дым повалил густой и черный, а зарева не было. В отблесках жаркого костра шмыгали здесь и там человеческие фигуры, кто-то зарывал в землю лишний «кольт» – чтоб не достался врагу, кто-то под навесом надворного сарая прятал связки казенных денег. Мелькали хаковые гимнастерки, под гулкий шепот и треск бумажного костра в диком танце метались люди – мимо окон штадива, по двору, по крыше, с крыши долой и мимо изгороди – в штаб. Пугливо, недоуменно озираются кони, фыркают на костер, вертят нервно сытыми крупами, дергают уздечками шаткую изгородь. Бомбы наготове, револьвер за поясом, другой в кармане про запас, винтовка рядом в углу заряженная, а там высунулась гладкая, злая шейка пулемета: ждет…

Штаб переживал агонию…

Позднышев у провода. Он сообщает Ташкенту, что представители военсовета арестованы в крепости, что каждую минуту можно ожидать налета мятежников. Ташкент просит к проводу Белова. Подбежал Панфилыч; оттуда говорили:

– Я – Новицкий. Комфронта приказал спросить вас, как дела… У аппарата Куйбышев и товарищ Фрунзе (они, видимо, внезапно подошли. – Д. Ф.).

– Здравствуйте. Я – Белов. Положение таково: с вашим приказом в крепостной гарнизон пошел в полном составе военный совет дивизии. Сведений от них официально никаких не имели. Получили первое сведение, что конфликт улаживается, потом – что все наши делегаты арестованы, и третье – что крепость, то есть крепостной гарнизон, идет, – сейчас слышно по улицам пение воинских частей. Посланная разведка сейчас донесла, что происходит движение по городу. Со всеми мерами охранения стараемся выяснить: послан специальный человек. Но вообще все в панике и стараются не исполнять официальных указаний. Если через час мы не сумеем подойти к аппарату, то наверняка будем все в западне. Особым отделом сожжены все дела. На всякий случай принимайте меры, какие угодно. Если конфликт не уладится, то впредь… исполнения своего приказа… (тут что-то пропущено. – Д. Ф.). Пока больше сообщить не могу. Нам верными остались человек двадцать ответственных работников… Предатели рассыпались по городу. Город оцеплен, из него выбраться трудно. Я постараюсь пробраться навстречу к полку.

– Говорит Фрунзе. Как только выяснится положение в сторону окончательного неповиновения гарнизона, вы должны выбраться из города и направиться в сторону Джаркентско-Копальского тракта, с задачей удержать в наших руках все части, расположенные там. Туда же вы должны дать приказ направиться и вашим ответственным сотрудникам. Захватите с собой телеграфный аппарат и связывайтесь с Семипалатинском с первого возможного пункта. Северной дивизии мною отдан приказ спешно двигаться на Верный. Думаю, что выбраться из него вполне возможно и что это сделать необходимо. Помните, что если сумеете выбраться, то этим, может быть, удастся удержать от выступления остальные части. Пишпекский район беру на себя. Отдайте приказ по всем частям области о неподчинении их распоряжениям самозваного крепостного совета. Прикажите всем частям севера от Верного перейти в подчинение комгруппы семипалатинской, от коего и получать приказания. Частям Пржевальского и Пишпекского уездов перейти непосредственно в мое подчинение. Эти приказания, особенно на север, должны быть отданы во что бы то ни стало. Как только выяснится положение… (Видимо, пропуск. – Д. Ф.). Имейте в виду, что детальные директивы мы давать вам не можем. Обязательным остается приказание выбраться из Верного и создать военно-гражданский центр в другом пункте области, по вашему выбору. Фрунзе… Там ли Белов?

– Да, здесь. Сделаем все, что сумеем. Постараюсь во что бы то ни стало выбраться из Верного. С вашего разрешения, нельзя ли сделать следующее: пока выясняем – окружат, и выбраться будет безусловно нелегко. В данный момент больше имеется шансов на то, что я выйду из города. Не найдете ли возможным передать командование дивизией, например, облвоенкому Шегабутдинову, а самому выехать из Верного на Копальский тракт?

– Вообще ваш выезд непосредственно к частям дивизии я