Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Участники внутрипартийных дискуссий соглашались, что мериться надо по Ленину, который установил стандарты исторического дальновидения. Сталин утверждал на вечере кремлевских курсантов 28 января 1924 года: «Ленин был рожден для революции. Он был поистине гением революционных взрывов и величайшим мастером революционного руководства»[1041]. «В довольно широких кругах в нашей партии, да и за ее пределами обычно считается бесспорным, – отметил Бухарин на торжественном заседании Коммунистической академии 17 февраля 1924 года, – что Владимир Ильич представлял из себя несравненного и гениальнейшего практика рабочего движения…»[1042] «Ленин всегда готовил завтрашний день, утверждая и укрепляя сегодняшний, – соглашался и Троцкий. – Его творческая мысль никогда не застывала, а бдительность не успокаивалась»[1043]. Оценивая себя на фоне этой гигантской фигуры, каждый из участников борьбы за наследство не мог не признаться, что в какой-то момент он с Лениным не соглашался. Не все вызовы вождю были, однако, одинаковы. Некоторые были единичные, другие повторялись или были вовсе умышленными. Некоторые говорили о кратковременном недопонимании вождя, другие указывали на серьезный уклон, если не ересь.
Новый виток внутрипартийной борьбы произошел после публикации третьего тома произведений Троцкого. Посвященный 1917 году, он включал в себя доклады, речи и статьи, свидетельствовавшие об исключительно важной роли Троцкого на этом решающем для судьбы революции этапе. Вступительная статья Троцкого «Уроки Октября» напоминала, что Сталин в то время был второстепенной фигурой, а Каменев и Зиновьев вообще выступали против вооруженного восстания, – автор стремился развенчать версию о том, что Каменев и Зиновьев были соратниками Ленина при подготовке Октябрьского переворота. Героем статьи был Ленин, а себя Троцкий представил как второго в партии. «Перед нами встает не только образ почившего вождя, но и образ сплетавшегося с ним в годы революции его теоретического сподвижника», – писали о Троцком[1044]. На фоне Ленина он представлялся как «в своем роде primus inter pares»[1045]. Нарком образования Луначарский даже находил Троцкого еще «более ортодоксальным, чем Ленин»: «…Политический путь Троцкого как будто несколько извилист; он не был ни меньшевиком, ни большевиком, искал средних путей, потом влил свой ручей в большевистскую реку, а между тем на самом деле Троцкий всегда руководился, можно сказать, точным правильным революционным марксизмом»[1046]. В этой версии событий 1917 года Ленин и Троцкий думали одинаково и действовали в тандеме: оба были последовательными борцами за превращение демократической революции в социалистическую.
По сути дела, концепция перманентной революции Троцкого приравнивалась к линии Ленина, согласно которой буржуазно-демократическая революция перерастала в социалистическую и распространялась по миру. Согласно Троцкому, в относительно развитых странах, таких как Россия, в которых совсем недавно начался процесс индустриализации и развития пролетариата, возможно было перейти прямо к социалистической революции ввиду исторической неспособности буржуазии осуществить буржуазно-демократические преобразования[1047]. «Через теорию „перманентной революции“ был прямой путь к ленинизму, в частности, к апрельским тезисам 1917 г.», – утверждал Троцкий[1048].
Больше всего препятствий Ленину чинил Каменев, но и Зиновьев не отставал. Троцкий рисовал Каменева как «правого» большевика, стремившегося к превращению России в демократическую республику и желавшего отложить социалистическую революцию в стране на неопределенное время. Ну а «нерешительность», якобы заложенная в характере Зиновьева, еще раз дала о себе знать во время недавних событий в Германии. Председатель Коминтерна провалил революции в Европе, и его пресловутая нетвердость принуждала российский пролетариат мириться с НЭПом.
Триумвиры, естественно, отклоняли версию Троцкого и рисовали сомнения Каменева и Зиновьева осенью 1917 года как всего лишь «кратковременное заблуждение». Зиновьев признался, что, если бы Ленин его не образумил, «даже кратковременные разногласия в столь ответственный момент могли иметь серьезные последствия»[1049]. Но Зиновьев также помнил заявление Ленина, что «нечего припоминать преодоленные ошибки»[1050]. «Партия в свое время сурово осудила ошибки Каменева и Зиновьева, – писал секретарь ЦК ВКП(б) Евдокимов, – но расценила их как случайные и поставила этих товарищей на ответственные посты. Ошибки этих товарищей не связаны были с их прошлым. Они не повторяли их потом ни в малейшей степени за все время революции»[1051]. Сталину тоже было в чем признаваться: его статьи в «Правде» проповедовали антиленинскую позицию поддержки Временного правительства, восхваляли эсеро-меньшевистское руководство Совета рабочих и солдатских депутатов. Сталин сам признал, что он пришел к лозунгу «Вся власть Советам!» только после Апрельских тезисов Ильича[1052].
Ошибки Каменева, Зиновьева и Сталина были кратковременными и случайными, а ошибка Троцкого, новичка в лагере большевиков, имела другие качества – так, по крайней мере, утверждали многие историки середины 1920‐х годов. В ответ на критику поведения вождей ЦК в революционный год они предпринимали систематические попытки заострить внимание на теоретических и политических столкновениях Троцкого с Лениным, желании первого сохранить личную и мыслительную автономию до революции[1053]. Бухарин подчеркивал, что, концентрируясь на днях и месяцах, предшествовавших октябрьскому перевороту, Троцкий оставлял в стороне тот факт, что Ленин репетировал свои блестящие политические ходы до 1917 года. Если бы большевики прислушались к Троцкому во время этого инкубационного периода, Октября бы не произошло[1054].
«Литературная дискуссия» началась 2 ноября 1924 года, когда в «Правде» была опубликована статья Бухарина под названием «Как не нужно писать историю Октября». Бухарин назвал позицию Троцкого «кривым зеркалом партии», которое искажает «действительную партийную историю»[1055]. Вскоре на страницах «Правды» появились статьи Зиновьева, Каменева и Сталина, утверждавших, что «Уроки Октября» Троцкого – это фальсификация истории революции, «ревизия ленинизма»[1056]. В ходе «литературной дискуссии» впервые были использованы ругательные замечания Ленина в адрес Троцкого. Вспоминались давнишние пререкания вокруг газеты «Искра», более свежие споры о Брестском мире и еще многое произошедшее между ними. При этом цитаты использовались так, чтобы создать впечатление, что они сохранили актуальность и сегодня[1057]. Широкая огласка метаний Троцкого между меньшевиками и большевиками, его обличительные статьи 1905–1917 годов, пропитанные чувством интеллектуального превосходства, тоже оттолкнули от него немало сторонников[1058]. Особую лепту внесли два письма: Н. С. Чхеидзе в 1913 году и М. С. Урицкому в 1915 году. В них Ленин назван «профессиональным эксплуататором всякой отсталости в рабочем движении», а его