необычно для его довольно грубого, воинственного лица. Его манерам, наверное, позавидовал бы даже Илфокион. Может, и завидует: сидит недалеко, хотя сейчас я его и не вижу.

– Не знаю, – наконец выдавливает Ардон. – Еще недавно мне казалось…

– А потом ты что-то подслушал, а может, и увидел, как она лежит на кровати чужого мертвого парня. – Не без удовлетворения мщу ему, вспомнив, как еще недавно он меня перебил. – И думаю, теперь тебя немного расстраивает судьба быть прикованным к той, которая…

Но тут я запинаюсь сама, спохватившись, что Клио рядом, пусть и отвлечена беседой. Да и что я могу тут сказать? «К той, которая влюблена в моего брата»? «К той, которая явно не спешит становиться твоей женой»? Слова все же приходят, но я уже поняла: лучше придержать их. «К той, которой явно нужно время. И, возможно, глубокое разочарование».

Как же глупо все вышло. Конечно, когда мы дети… когда мы дети, мы привязываемся слишком импульсивно, привязываемся, уцепившись за какой-то один хороший поступок и дальше не замечая тысячу плохих. Разве не так – после одних только ландышей – я привязалась к Эверу? Ладно, у него «тысячи плохих поступков» не было, но, зная меня, я бы простила, даже бы не увидела. Как с Лином… Лина мне есть в чем винить, и сейчас, оглядываясь в прошлое, я понимаю, что наш общий мир начал крошиться задолго до появления «детей героев». Не в день ли, когда мама увела его из замка и он даже не обернулся на меня, сброшенную с лестницы и истекающую кровью? Когда поверил ей, а не мне, сразу почуявшей дурное? Но тогда год за годом я помнила, как добр брат был, когда мой дар только явил себя и родители испугались.

«Эй, малыш… волшебники, знаешь ли, на самом деле всегда творили великие дела».

Это сказал он. Не папа, не мама. Не Эвер.

– Он был так хорош? – в лоб спрашивает Ардон тоном, будто точит нож, а потом нехотя добавляет: – Да, видел… и забрал ее оттуда. Может, зря, она так плакала…

Я качаю головой, даже не осознав этого: хорош? Лин? О, если бы… Спохватываюсь, сухо добавляю:

– Нет, но я прошу тебя этим не пользоваться. И вообще в это больше не лезть.

Судя по приподнявшимся бровям, он собирается уточнить, что я имею в виду, но я его опережаю:

– Ты поступил не просто нехорошо. Что-то мне подсказывает, что дома у Клио и так не очень много личной свободы, а тут еще ты даешь понять, что следишь за каждым ее шагом. И вообще, знаешь… хаби… – Не мое дело, но молчать не могу. – Тебе стоило бы быть помягче с друзьями. Соответствовать своей метке не только в том, что раздаешь всем еду.

Ардон готов спорить. Внезапно поняв, что до одурения устала и не хочу быть его любовным или дружеским ментором, хватаю со своей тарелки кусок кабанятины и сую ему прямо в пасть. Быстро отдергиваю руку, чтобы он машинально меня не укусил. Но он даже жевать начинает не сразу, еще какое-то время просто разглядывает меня, одновременно удивленно и виновато.

– Это воспринимается так? – Боги, да он искренне расстроился.

– А как еще? – Вздохнув, отправляю в свой рот кусочек сыра. – Ну или уж в крайнем случае… – Сыр кисловат, я макаю палец в мед и быстро его облизываю. – Подслушал что-то – промолчи и потом просто используй информацию на свое усмотрение. А ты этого явно не сделал.

– Меня убило еще то, что Рикус так спокойно ко всему отнесся, заявил, что все понимает… – мрачно начинает он. – А впрочем, он вообще слишком мягок, чтобы быть воином. Ему все хиханьки да хаханьки. Иногда это заражает, иногда это здорово, но…

Опасливо кошусь поверх его плеча: несколько наших реплик назад Клио с Рикусом встали и отошли что-то обсудить с тем самым контуженным физальцем из делегации. Так что, к счастью, они пропустили самую непростую часть разговора. Но они уже возвращаются, и пора заканчивать. Я прижимаю палец к губам и совсем тихо говорю:

– Вряд ли это окажется так, если вы попадете в беду. И как минимум он хороший друг. Не намекаю, что ты плохой, но еще раз: будь помягче. Думаю… – ободряюще треплю Ардона по запястью, просто чтобы разжал кулак, – у вас все еще наладится. Не знаю, в том ли смысле, в каком тебе этого хочется, но почти уверена.

Ардон кивает мне. Клио с Рикусом садятся на места.

– О чем вы щебечете? – лукаво спрашивает у меня Клио, но отвечает Ардон.

– О том, как здорово, что мы познакомились. И как важно оставлять прошлое в прошлом. – Не отказывая себе в удовольствии, я сильно, очень сильно лягаю его в икру под столом, а потом и наступаю на пальцы правой ноги. Его лицо ничего не выдает. – …Когда на это появляются силы. Рано или поздно они всегда появляются. И… это ведь не мешает беречь светлую память, да?

Клио смотрит на него долго, и опаска, обида, сомнение в ее глазах медленно угасают. Наконец она несмело улыбается и просит подложить ей крольчатины. Я случайно встречаюсь взглядом с Рикусом – и тот шумно, но с явным одобрением фыркает. Неужели понял, какую работу я тут проделала?

– Он прав, – тихо раздается из-за плеча, и я поворачиваюсь. На меня смотрит Эвер, от которого наконец отстали патриции. – Ты могла бы быть хозяйкой.

Что ж, даже ведя свою беседу, он ничего не упустил из нашего разговора. Пора уже свыкнуться с широким и только растущим разбросом его… талантов? Мне есть что вспомнить, например, тот бешеный бег до башни, в котором он меня, говоря словами Скорфуса, уделал. Или то, как он позаботился с патрициями о достойном приеме делегаций? Да много чего, и сверхслух тут не предел. Главное, не зацикливаться на его сносящих голову поцелуях и на том, как его пальцы…

Ох.

– Я бы хотела для начала тоже стать хорошим другом. – Слабо улыбаюсь, смотря ему в глаза. Он осторожно поднимает руки и массирует виски. – Но, наверное, для такого нет специальной метки. Как ты себя чувствуешь?

– Неплохо. – Вроде бы он не врет. Только тарелка все еще почти не тронута. – Правда, у еды почему-то вкус гнилой земли и пепла… – Он спохватывается, издает смешок, не глядя хватает что-то. – Но я понимаю, что это тоже иллюзия, точно так же, как…

– Эвер. – Быстро перехватываю его запястье. В пальцах виноградина. В моем горле опять ком. – Не ешь. Не надо. Подожди, пока эта…