в невиновности ее коллег, против которых возбудили уголовное дело. Она по-прежнему гордилась Баптистской больницей и высоким профессионализмом ее врачей и медсестер. Решение большого жюри присяжных по делу Анны Поу обрадовало Кэти, но ей этого было мало. Ей хотелось сделать так, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что медработники никогда и ни при каких обстоятельствах не причинят вреда пациентам. А генеральный прокурор штата Фоти, по ее мнению, посеял подобные сомнения в умах людей.

Медработников Мемориала подвергли критике за то, что они якобы пытались выступить в роли Бога. Но Кэти Грин знала, что пациенты отделения реанимации каждый день просят врачей помочь им умереть. Она не считала, что тяжелобольных следует подвергать эвтаназии, но не видела никакого смысла в том, чтобы люди мучились перед смертью только потому, что им не дали обезболивающих или успокоительных препаратов. Врачи реанимационного отделения Мемориала, такие как Эвин Кук, охотно оформляли рецепты и назначали пациентам целый арсенал соответствующих лекарств, что давало медсестрам значительную свободу действий. В больнице это считалось обычным делом, и Кэти Грин быстро привыкла к подобной практике. Отчасти этому поспособствовало то, что в самом начале своей медицинской карьеры она своими глазами видела пациентку, которая умирала долго и мучительно – ее агония продолжалась несколько часов. Когда Мемориал после наводнения надолго закрыли, Грин пришлось работать в других лечебных учреждениях, и она заметила, что там существовал совершенно иной подход. Пациентам давали обезболивающие и успокоительные препараты намного реже и в гораздо меньших дозах.

Кэти Грин тяжело было видеть, как люди с агональным дыханием боролись за каждый глоток воздуха. Когда один молодой врач заверил ее, что в таком состоянии больные не испытывают страданий, Кэти предложила ему самому попробовать так подышать и проверить, каковы будут при этом его ощущения. Между тем доктор всего лишь пытался объяснить, что при агональном дыхании мозговая активность у пациентов слишком низкая для того, чтобы они могли ощущать боль и дискомфорт. Грин, однако, решила, что молодые, неопытные врачи и медсестры просто не понимают, о чем говорят.

Грин и сама не хотела бы умирать долго и мучительно. Кэти даже предупредила свою дочь, чтобы та, если до этого дойдет, «просто отвезла ее в Голландию».

Что же все-таки было не так с темой смерти в Соединенных Штатах? Почему американцы так часто оказывались не готовыми к ней? Кэти Грин, работая в реанимации, то и дело сталкивалась с подобными ситуациями. Люди очень часто просто не хотели говорить о смерти с умирающими, а также находиться рядом с близкими родственниками, когда те вот-вот должны были расстаться с жизнью.

Кэти нередко размышляла о том, почему люди отмечают любое важное событие в своей жизни, кроме смерти. Все хотят видеть, как рождается новая жизнь. Но ведь на одного рождающегося, как правило, приходится один умирающий, рассуждала Кэти. Значит, людям нужно учиться говорить своим близким «прощай», давать им возможность уйти из жизни с достоинством. Обсуждая эту тему с другими, Кэти спрашивала: «Если ваш самый близкий и любимый человек решит на весельной лодке отправиться в Китай, разве вы не придете на пристань, чтобы проводить его?»

Однажды Кэти сама попала в реанимацию, где ее подключили к аппарату ИВЛ. Поэтому она очень хорошо знала, насколько важно для пациента, чтобы ухаживающая за ним медсестра обладала необходимой квалификацией и была внимательной и заботливой. Но ей очень не нравилось, когда она сама и ее коллеги с помощью сильнодействующих препаратов и специальной аппаратуры много месяцев поддерживали едва теплившуюся в пациентах жизнь, заставляя их страдать. Кэти была уверена: люди, которых помещали в реанимацию и подключали к аппаратуре жизнеобеспечения, не думали, что такое с ними случится. Ей казалось, что большинство ее больных не хотели, чтобы их жизнь поддерживали с помощью высокотехнологичных устройств, хотя родственники на этом настаивали. Смерть, по ее мнению, не всегда следует считать врагом, особенно когда речь идет о пожилых людях. Необходимо учитывать и как подключение к аппарату ИВЛ влияет на качество жизни. Теперь, когда бой за одну из коллег был выигран, Кэти Грин знала, за что будет сражаться дальше.

«Мы так боимся эвтаназии, – часто говорила она. – Это запретное слово в медицине, что-то сродни «линчеванию». Кэти Грин хотелось, чтобы эта ситуация изменилась.

* * *

Фрэнк Миньярд позднее скажет, что почувствовал себя в какой то мере преданным и ему было немного обидно. В конце концов, он не так часто высказывал мнение, что причиной смерти пациента стало убийство, – а присяжные большого жюри вынесли вердикт о невиновности подсудимой. Это решение, по мнению Миньярда, было вызвано тем, что генеральный прокурор штата Фоти проявил демонстративно жесткое отношение к обвиняемой, а также влиянием на судебный процесс средств массовой информации. Удивительно, но он, казалось, забыл о своих собственных попавших в прессу высказываниях.

Миньярд считал, что дело Мемориала будет возобновлено – возможно, на федеральном уровне. Он не верил, что эта история закончилась. По его мнению, о ней забыли лишь на время – но она обязательно прогремит снова.

* * *

Эксперту-криминалисту Сирилу Вехту было безразлично, понесет Анна Поу наказание или нет. Все, что его волновало, – это истина и те выводы, которые можно было сделать, основываясь на ней. Ради всего святого, думал он, Мемориал все же находился не на поле боя, и на его территории не рвались снаряды противника. Дело происходило в Новом Орлеане, спасательная операция проводилась с применением вертолетов и лодок. Как сотрудники Мемориала могли говорить, что у них не было возможности перенести вниз пациентов, находившихся на седьмом этаже? Неужели, если бы больным предложили спустить их с седьмого этажа через окно, даже если бы это было связано с риском и какими-то неудобствами, кто-то из них предпочел бы этому безболезненную смерть? Вехт считал, что случившееся сослужило плохую службу всей медицине, потому что дело Мемориала замяли, а представители медицинского сообщества отреагировали на обвинения эмоционально, хоть и не знали, что произошло на самом деле. Пока вывод, который многие сделали из дела Мемориала, был таким: в случае чрезвычайной ситуации в больнице все решают врачи. Если медик пожелает ввести пациенту смертельную дозу морфия и верседа, никто не сможет ему помешать. «Хотим ли мы, чтобы молодые врачи извлекли из случившегося именно такой урок? – спрашивал Вехт. И сам же отвечал: – Черт побери, это прецедент, и очень опасный прецедент».

* * *

Артура Каплана, эксперта в области медицинской этики, беспокоило, что дело Мемориала так и останется «неурегулированной моральной проблемой». Специалисты по биоэтике, как правило,