усмехается, подливая сидра. — Мы все друг за другом присматривали — нет, что ли? Весь Круг. Если бы не так — мы бы и не досидели до конца учебки, с нашими-то делами. Мне это даже на выпускном выдал наш старший по группе…

В последний год Эрли мы раскрутились так, что учиться стало малость некогда. Дела торговые (кто сказал, что в учебке нельзя разжиться спиртным или ещё чем интересным?), решение проблем за звонкие монетки (первогодки платили особенно щедро за покровительство), я подчищал хвосты и убалтывал тех наставничков, кого больше интересовало золото, чем знания. В мой последний год было уже потише, но мне это сыграло только на руку — выторговал себе приличную характеристику и пришёл на место, уже имея кое-какие связи.

— …нет, погоди, я вспомню… как же оно… «Клянусь жизнью служить Закону и Кормчей Акантора, Стражу Камня… что-то там ещё… и магии…» Сотня вонючих шнырков — не сблевать бы. Клятый пафос, высокие словечки, из папаши так и сочился весь этот гной. Он всерьёз полагал, что это вроде как священное призвание: носиться по ночам, вынюхивать тайники контрабандистов, хватать уродов вроде Душителя, разбираться с пиратами… глядишь, лет через пятнадцать — следующий ранг дадут или медальку добавят. Можно будет продать на старости лет, когда в карманах засвищет. Ты вот понял правила игры ещё в учебке — а он до старости не осознал…

Понять было просто, даже если бы мне и не пояснили наглядно. Всё поделено и выстроено. Сыночки знатных законников отсидятся в кабинетах и пойдут в верха. Те, у кого поперёк лица клеймо «Честный служака» — будут тянуть лямку и помирать на работе. А кто сумеет ухватиться, поднакопить связей и держать по ветру нос — тем везёт. Простая игра: не отсвечивать, смотреть в оба, выполнять приказы тех, кто знает расклад.

— Принципы, — сидр загорчил — прямо-таки как пиво в таверне у Злобной Берты. — Знаю одного такого… из молодых. Не думаю, что хорошо закончит.

С учетом того, что у Тербенно ещё и поведение в духе «Пришибите меня, пожалуйста, кто-нибудь» — он ещё и не продержится долго.

— Думаешь — как старина Жейлор? — усмешка у кузена — короткая и злая. — Как он суетился-то, как рыл… принципиальный. Выслуживал себе Алмазный Знак — а вот посыпался-таки, сперва он с его репутацией, потом и остальные из Тайных и Внутренних. Тот клятый год…

Вир памяти качнул, поманил темной, сырой глубиной. Сидр отдался пряным запахом бирюзовой жидкости — «Истины на ладони», померешился брезгливый взгляд старикашки Жейлора в комнате дознания.

— Хороводный год, Лайли. Почему так? Почему вся дрянь копится одиннадцать лет, а на двенадцатый вылезает? Дело в этих трёх дополнительных днях, которые на него налипают? Длинные Перекрёстки?

— Слышал от одной нойя — мол, Девятеро и их дорогие родители завершают круг покровительства над Кайеттой. Одиннадцать лет… Хоровод. А двенадцатый свободный. Вроде как, никто особо не приглядывает. Ну, и случается всякое. Да ещё эти три дополнительных дня…

Хотя если вспомнить рассказы Лу — то там же где-то шатается этот самый Десятый, Керрент-Первоварг, любимец матушки и покровитель зверушек. Может от этого каждый двенадцатый год в Кайетте считается годом хлопот и неудач?

Эрли решительно отставил бутылку. Помотал головой, отбросил со лба длинные волосы.

— Не спрашиваешь, братишка. Мог бы и разболтать меня по старой памяти. Слово за слово — чтобы я рассказал, почему не попал на Рифы…

— Просто вспомнил присказку про молодчика, который сунул нос в коробку, полную шнырков. Там, вроде, были какие-то печальные последствия. И не для шнырков.

И потом — а вдруг ты захочешь ответной любезности, Эрли, а врать тебе я не умел никогда, а мне не хочется рассказывать — почему я попал на Рифы. И не только я.

— Старик меня отмазал. Уж и не знаю — какой ценой, но вскоре после этого он ушел в отставку. Законопатил меня в дальнее имение подальше, велел не высовываться. Я просил его насчёт тебя… но он не смог, а наши контакты в верхах…

Наши контакты в верхах помалкивали: пусть себе хватают шелупонь, отмажем тех, кто имел выход на нас, кого-то притопим с концами. Что ты, Эрли, будто я в Корпусе не работал.

— Расклад всегда один, а?

— Один, братишка, ага… Когда я узнал насчёт Рифов — думал тебя вытаскивать. Поругался со стариком — он настаивал, чтобы я не высовывался. Деньги почти все ушли, чтобы уволиться без последствий, пришлось лезть в Велейсу — ха, мечты сбываются. Ввязался в серьёзные дела, опять пришлось отсиживаться. Там, куда не слишком-то хорошо новости доходят. Сперва и внимания не обратил — ну да, беглец с Рифов, потом уже имя назвали. Кстати, а как ты…

— Копили объедки, приманили на них гигантский косяк трески… — начал я, потом вспомнил — с кем говорю, но было поздно: Эрли уже хохотал, красиво встряхивая волосами. И уверял, что за это надо выпить, особенно — за то, чтобы потом услышать всё в подробностях.

— Ты как вообще додумался до такого финта, в суде? Обратить эти их буквы закона против них?

— Ну-у-у-у, я же всегда был образцовым законником…

Сидр пошёл у моего кузена носом. Продолжить он смог далеко не сразу:

— А потом куда рванул? Приношусь в Акантор через три вира, чтобы не засекли. Подметки стираю… и ты уже смылся непонятно куда. Пытаюсь найти — шиш без масла. Кидаюсь в нашу деревню, получаю от твоего старшего братана в нос…

— Мерьельд у нас всегда был характером в батюшку…

— …узнаю, что ты и у родни не светился…

— Потому что Мерьельд-то характером в батюшку!

— Я по старым знакомствам… и ни шнырка! Лайли, ты что, к своим и не наведывался? Ты хоть знаешь, что твои…

— В курсе.

Мать — два года назад, тоже был Хороводный год, вот они с папашей и опрокинулись в лодке — с ярмарки, что ли, плыли. Папаша ещё год покашлял, немилосердно гоняя невесток и отказываясь принимать зелья из чистого упрямства. Братья, вроде, здравствуют, хотя кто там знает.

Эрли вглядывался пристально — будто искал за потрёпанной шкуркой кого-то. То ли мальчишку из деревни, то ли парня из учебки. Может, не особо-то честного законника, кто там знает. Сейчас поинтересуется — где меня носило. Да так, Эрли, много где, и всё под чужими именами, это всё длинная история, которая включает одну визгучую, голохвостую тварь. Та всё повторяла, что мне нельзя останавливаться, потому что кто там знает — вдруг Жейлор проболтался кому-то, а