— А… наши? Знаешь что-нибудь о них?

Эрли потянулся за обжигающим сливовым соусом, кивнул понуро: узнавал. Большинство с концами: бывшие законники на Рифах…

— Навидался.

Сколько способов выжить на Рифах у законника? В перевальной тюрячке утверждали, что три: сбиться в компанию и держать оборону; сбежать на скалы и примкнуть к обществу «крабов»; пойти в прислугу к стражникам — может, срок скостят… А я вот выбрал четвёртый: стать своим. Везёт, что нам присваивали номера — и оставалось только молиться, что тебя не узнают в лицо те, кого ты сам на Рифы и отправил. Везёт незаметным, да, Гроски?

— Строуби вон и года не протянул, помнишь Строуби, братишка? На Северных Рифах все смертники, на Восточных четверо живы, но у них ещё сроки не кончились…

Слышу, слышу кивал я и досадовал на то, что в кружке сидр, а не коктейль, который я не так давно сварганил для одной пьющей свиночки. На месте юного Строуби (два года из учебки, перспективный был паренёк, с выдумкой) мог быть я. Просто его прирезали в бараке ночью. А тот, кто узнал меня, позлорадствовать решил.

«Я тебя узнал, — придушенный сип, дух рыбы и немытого тела. — Узнал… видал у контрабандистов. Ты из ищеек. Из Корпуса.

Мир был окрашен алым: закатное небо, и бескрайнее водное поле терпенеи, и немного — морская вода, которая доходила нам до середины бедра. И этот — безымянный и тощий с оловянными глазками безумными глазками — тоже казался слишком уж красным, он сделал взмах — короткий, резкий выпад остро заточенной ракушкой, я вывернул ему кисть, опутал руку с заточкой колючими путами терпенейи — и толкнул вниз, в воду, бережно придавив корзинкой — чтобы не барахтался…

Уже после Рифов он пару раз гостил в моих снах — мой первый. Обмотанный алыми водорослями, с выпученными глазами и безумным прозрением на лице».

«Сколько на твоей совести Лайл? — шелестит память голосом напарничка. — Пять? Больше?». А Эрли вскакивает и суетится: что, Лайли? Память? Быстро пей, всё, не будем о Рифах, в вир их совсем. Я тебе про остальных наших потом расскажу — кто вернулся, кто детишек настрогал… может, ещё к кому наведаемся.

По делам.

— По делам?

— И по делам тоже. Слышал про чистку рядов после восемьдесят четвёртого? Старый маразматик Холл Аржетт испугался за свою шкуру и наворотил такого…

Сомневаюсь насчёт «испугался». Глава Аканторского Корпуса Закона, может, и начал скатываться к маразму, но до конца оставался эталонным Мечником: кристально-принципиальным, честно-суровым, бескомпромиссно-недальновидным. Думаю, у Крысолова Тербенно на стене висит портрет старины Хола Аржетта. В минималистичной серой рамочке.

— Так вот, наших покровителей это тоже затронуло. Кто-то усидел, но затихарился кто-то ушёл на понижение, а кто решил тихо уйти и работать без присмотра нюхачей вроде Жейлора. А поскольку своих они помнят…

И лукавый наклон головы, и намёк на подмигивание: ты ж догадливый, братишка. Эрли всегда любил эффекты. И поиграть в «давай, угадай» — тоже.

— Так ты связей-то не терял?

— Ты ж сам говорил: связи — это наше всё, ну так вот, я тебя очень внимательно слушал. Думаешь, почему я так много о наших знаю? Предпочитаю работать с проверенными людьми. Меньше риска. Хотя бывают проколы. В этой местности мы встряли, конечно — но тут Девятеро услышали мои молитвы, и ты свалился точнёхонько мне на голову, вовремя как всегда…

Воображение ни к селу ни к городу явило мне Арделл, со скептическим видом влезающую на пьедестал. В девяти экземплярах.

— …так что, раз уж ты с нами — успех предприятию обеспечен, а?

Камин потрескивал и изо всех сил лучился. Эрли тоже лучился — прежней улыбкой, обворожительной, со щербинкой.

Я всё ещё полоскался в вире, где было слишком много всего: деревня с яблочными пирогами, учебка с похождениями, Рифы…

— Какому… предприятию?

Кузен поморгал за компанию. С опаской подтянул к себе мою кружку — проверил: точно сидр? Вперился в меня почти что с испугом.

— Лайли, братишка… а ты что — не помнишь, кем пришёл сюда наниматься?!

* * *

Я смотрел на дверь.

Дверь взирала в ответ, в общем, довольно благодушно. Она напоминала старомодную матрону в пышных металлических оборочках и завитушках. Немаленького роста и изрядную в обхвате.

Матрона-дверь зачем-то схоронилась в подвалах замка Шеу.

Сюрприз нам с дверью слегка портили помощнички кузена. Им что-то срочно от него понадобилось, когда мы были уже в подземельях — так что теперь худой и подозрительный молодчик отчитывался в коридоре шепотом. Доносилось громкое «цык, цык, цык» и похмыкивания Эрли: «Да неужто…»

Ещё с полдюжины торчали у меня за плечами, нежно ощупывали взорами, дышали в ухо и, подозреваю, хотели ангажировать меня на ужин. Из-за плеч донесся вопрос: «А вы правда сбежали с Рифов?» — с неприличным прямо придыханием.

— А то как же, — рассеянно отозвался я. — Притворились мы утопленничками во время работ, схоронились среди зарослей терпенеи — дышали, ясное дело, через соломинки. А как ночь наступила — рванули к пристани…

Дверь поглядывала на меня — зелёными глазками запирающего артефакта в вычурной ковке. Я болтал и болтал, голова была на диво лёгкой, и от странного ощущения покалывало кончики пальцев: будто подхватило и уносит вдаль. Блаженное, забытое ощущение: всё уже решено, отдайся течению, теперь всё будет как нужно…

— Готов? — спросил Эрли, который закончил разборки в коридоре. Выпроводил из комнаты лишних, привычно наподдал коленом последнему.

«Не подглядывай, Лайли, сюрприз…» Губы невольно поползли в улыбку.

Кузен повернул артефакт, рванул дверь на себя — улыбка пропала, в лицо остро дохнуло прошлым. Земляным и серным духом с приправой из пламени.

— …понимаешь, Лайли? Они запечатали не все проходы! Сейчас из Велейсы перекрыты морские пути, в Ярмарочный город не добраться. А я таки нашёл ход, о котором никто не знает. Так и думал, что он тут будет. Триграничье, Братские Войны…. Замок военной крепостью. Здесь должен быть выход, но не просто куда-то подальше. К ним!

Рукотворный тоннель, укреплённый камнем, шёл шагов на двадцать вперёд — а дальше начинались они. Оплавленные, ровные стены, своды смыкаются над головой, десять шагов — и первая развилка, пальцы привычно потянулись, нащупали едва заметную стрелку, черточки рядом, птичку…

— По этому мы прошлись, — махнул Эрли на левый тоннель, — он ведёт за пределы замка, путь отступления. Выход в лесу, в овраге — отменная маскировка. А вот правый…

— Четыре ветви, — шепнул я. Пальцы не отрывались от стены, поглаживали и ощупывали её,