— Я знаю, что вы можете удлинять ноги и расправлять руки, превращая их в крылья.

— Мы можем делать и многое другое. Помнишь, как Флоссер[86] связал мне руки? Я могла бы вытащить их прямо тогда! Не думай, что я не испытывала искушения, просто чтобы увидеть его лицо. Мы даже можем проскользнуть под дверью, если там есть большая щель. Хочешь увидеть, как я удлиняю шею и открываю капюшон? Мы делаем это здесь, чтобы заставить животных думать, будто мы больше, чем мы есть.

Я сказал ей, что очень хотел бы это увидеть, если она уверена, что никто другой этого не увидит.

— Они боятся даже взглянуть на тебя, а мои волосы скроют это. Я только ненамного удлиню шею.

Она повернулась ко мне лицом, подняла голову и улыбнулась. Ничего не произошло, и я сказал ей:

— Нам не нужно беспокоиться о том, что они это увидят.

— Я не могу!

— И еще ты не можешь летать, — сказал я. Я гадал, но был совершенно уверен, что моя догадка верна. — Зато ты можешь бегать и прыгать, и, если бы здесь были лошади, ты бы даже научилась ездить верхом, как Мора.

Она вытаращила глаза:

— Что произошло?

— Я заснул, вот и все. Мы с тобой сидим и разговариваем в моем сне, и ты такая, какой я тебя представляю.

Она обвила руками мою шею и поцеловала меня.

— Крайт однажды сказал мне, что его жизнь была кошмаром, в котором он был пойман в ловушку в теле пьющей кровь рептилии, — сказал я, когда освободился.

— Вот именно! В точности!

— Я так не думаю, но я тебе не судья. То, что ты должна понять — то, что мы оба должны понять, — что это действительно кошмар, независимо от того, мой он или наш. Твой разум присоединился к моему собственному, чтобы породить его. Я часто думал о тебе как о девушке, хотя и знал, кто ты на самом деле. И ты, должно быть, тоже часто думаешь о себе как о девушке. Таким образом, в нашем общем кошмаре ты на самом деле...

Она вскочила на ноги и помчалась прочь, ее длинные волосы развевались за спиной, как знамя. Я наблюдал за ней, вспоминая, как Мамелта бежала по залу спящих, одержимая девушкой, запертой в маленькой и вонючей спальне, девушкой, слишком голодной и больной, чтобы бегать, даже если бы она была свободна.

Секундой позже Фава исчезла в дальнем тусклом углу комнаты. Еще одна секунда, и она вернулась. Я сказал, что она больше не может летать, но она, казалось, летела, когда мчалась обратно ко мне.

— Мужчины... — задыхаясь, она упала на пол. — Идут. Они видели, как я тебя поцеловала. Один из Солдо... — она указала пальцем.

Я посмотрел:

— Капитан Сфидо, капитан Купус и еще один офицер.

— Цептер[87]. — Она выдохнула. — Мы ему не нравимся.

Цептер был дородным офицером со светлыми усами. Я пробормотал, что при сложившихся обстоятельствах вряд ли могу его винить, но не уверен, что Фава меня услышала.

— Можно нам поговорить с вами, Раджан? — спросил Сфидо.

— Вы, конечно, можете говорить со мной, но я бы предпочел, чтобы вы обращались ко мне не так.

— Как же нам вас называть? — Он неуверенно шел вперед, но все равно был далеко впереди двух других.

— В Бланко меня называют Инканто.

Все трое остановились, глядя друг на друга.

— Зовите его Дервиш, — лукаво предложила Фава. — Это хорошее имя, и я не думаю, что он будет возражать.

— Мы... — начал было Купус, замолчал и начал сначала. — Люди... — он откашлялся.

— Садись, — сказала ему Фава. — Ему не нравится, что ты вот так стоишь над ним. (Они были еще в полудюжине шагов от меня.) И мне. И папе; я уверена, что он не забыл, когда ты заставлял нас сидеть на холодной земле и кричал на нас сверху.

— Я не хотел вас оскорбить, — спокойно ответил Сфидо. — Я разрешил вам сидеть в знак уважения.

— Ты заставлял нас сидеть, потому что боялся, что он снова тебя пнет! Он бы так и поступил!

Я встал:

— Я уверен, что эти храбрые труперы пришли не для того, чтобы ссориться с нами.

Все трое кивнули, Сфидо особенно энергично.

— Эти храбрые труперы вообще не пришли бы, если бы я не показала им, что ты не кусаешься.

— Мы хотим заключить сделку, — сказал Купус. — Вам придется верить нам...

Фава фыркнула.

— И вы можете. Вы пришли во время перемирия, и никто не пытался причинить вам вред. Вы обменяли себя на пленника, которого мы держали законно. Вы сами предложили этот обмен.

— Я тоже пришла добровольно, — сказала ему Фава, — и Инканто хотел обменять себя на меня и папу.

Я жестом попросил ее замолчать:

— В то время я не знал, что ты можешь сбежать, когда захочешь, поэтому не имеет никакого значения, осталась бы ты со мной или ушла с Инклито. Давай не будем об этом спорить. Капитан Купус, какую сделку вы хотите предложить?

— Люди говорят, что вы перенесли нас сюда с помощью магии, — вмешался Цептер. — Это правда?

— Нет, — ответил я ему.

Фава топнула ногой:

— Инканто!..

— Я не переносил. Ты бы хотела, чтобы я солгал?

— Ты... — ее лицо пылало от ярости.

Я повернулся к Купусу:

— Теперь, когда мы уладили этот вопрос, какова ваша сделка?

— Вы можете перенести нас туда, где мы были?

— На тот голый заснеженный склон холма? Я удивлен, что вы не предпочитаете это место.

Несмотря на всю свою злость, Фава хихикнула.

— Он был инхуму, не так ли? Тот, чей слуга сбил с ног Шрайнера.

Я кивнул.

— Вы знаете, где мы находимся?

— Мне так кажется, — сказал я. — А вы, капитан? Скажите мне, что это за виток?

Купус покачал головой:

— Вы хотите сказать, что мы действительно на Зеленой? Магия или нет, я в это не верю.

Через мгновение Цептер спросил:

— У них действительно есть слуги-люди? Я не знал.

— У них есть слуги-люди и на нашем витке, — сказал я ему. — Вы наемник, капитан?

— Лейтенант. — Цептер выпрямился. — Да. Я наслаждаюсь этой честью.

— Вы служите Дуко Ригоглио за серебряную карту каждый...

— Три, — прервал меня Купус. — Две карты в месяц для сержанта и три для лейтенанта.

— И четыре для тебя, — сказала ему Фава, и он кивнул.