Пожалуй, более важным, чем сухие цифры, является многоуровневый и многосторонний характер гонки вооружений. Шокированные тем, что русские смогли произвести собственную ядерную бомбу в 1949 году, США тем не менее верили, что в случае ядерного конфликта смогут причинить СССР гораздо больший урон. С другой стороны, как говорилось в явно идеологической директиве СНБ–68 Совета национальной безопасности США (январь 1950), крайне важно «обеспечить быстрое увеличение военно-воздушных, сухопутных и военно-морских сил общего назначения (наших и союзных) до таких масштабов, чтобы в военном отношении мы не так сильно зависели от ядерного оружия»{871}. С 1950 по 1953 год сухопутные силы США увеличились втрое, и хотя в значительной мере это было связано с призывом солдат на войну в Корее, также имело место намерение превратить НАТО из свода военных обязательств общего характера в готовый к боевым операциям альянс, способный предупредить захват Советами Западной Европы, которого в то время опасались как американские, так и британские стратеги{872}. Несмотря на то, что фантазии о девяноста союзных дивизиях вдоль границ Лиссабонского соглашения 1952 года были очень далеки от реальности, все-таки военные обязательства перед Европой существенно повысились — с одной до пяти американских дивизий к 1953 году; при этом Великобритания согласилась разместить четыре дивизии в Германии, так что к середине 1950-х годов, когда армия Западной Германии была увеличена после предыдущих сокращений, на которых в свое время настояли Лондон и Париж, был достигнут приемлемый баланс сил. Вдобавок союзники резко увеличили расходы на военную авиацию, так что к 1953 году НАТО имел в своем распоряжении примерно 5200 самолетов. О развитии советских армии и ВВС в тот период известно гораздо меньше, но ясно, что Жуков занялся серьезной реорганизацией после смерти Сталина: он избавился от переизбытка плохо подготовленных солдат, сделал части более мощными, мобильными и компактными, заменил артиллерию ракетами и в итоге наделил их гораздо большим наступательным потенциалом, чем в 1950–1951 годах, когда Запад сильнее всего боялся нападения. При этом понято, что Россия тоже направляла основную часть прироста бюджета на оборонительные и наступательные ВВС{873}.

Вторая и совершенно новая область гонки вооружений между Востоком и Западом развернулась в океане, хотя и здесь ее характер был несколько беспорядочным. Американский флот закончил тихоокеанскую войну в ореоле славы благодаря впечатляющей эффективности его быстроходных авианосных соединений и подводных лодок. ВМС Великобритании тоже были довольны «удачной войной», в которой они действовали гораздо решительнее, чем во время зашедшего в тупик морского противостояния 1914–1918 годов{874}. Однако появление атомных бомб (и особенно их испытание на атолле Бикини против ряда военных кораблей), которые могли доставляться стратегическими бомбардировщиками или ракетами, ставило под сомнение будущее традиционных инструментов морских сражений и даже самих авианосцев. В результате сокращения расходов на оборону после 1945 года и «рационализации» отдельных служб, реорганизованных в единое министерство обороны, оба ВМФ начали испытывать на себе большое давление. Их спасла, в известной мере, война в Корее, в ходе которой снова использовались амфибии для высадки войск, воздушные удары палубной авиации и тактическое мастерство западных морских держав. Кроме того, ВМФ США вступил в ядерный клуб благодаря разработке нового класса огромных авианосцев, с которых могли взлетать ударные бомбардировщики с ядерным оружием, и (в конце 1950-х) благодаря планам строительства атомных субмарин, способных производить запуски баллистических ракет дальнего радиуса действия. Британцы, которым труднее было найти средства на современные авианосцы, все же сохраняли переделанные десантные вертолетоносцы для так называемых локальных войн и, подобно французам, старались создать собственные сдерживающие силы на базе подводных лодок. Хотя все западные флотилии в 1965 году располагали меньшим числом кораблей и людей, чем в 1945 году, их потенциал стал определенно больше{875}.

Впрочем, важнейшим стимулом для поддержания расходов на морские силы этих стран было наращивание советского флота. Во время Второй мировой войны русский флот достиг очень немногого, несмотря на значительное количество подводных лодок, а большинство моряков сражались на суше (или помогали армии форсировать реки). После 1945 года Сталин дал добро на строительство в большом количестве субмарин, основанных на более совершенных немецких разработках, которые, вероятно, планировалось использовать для защиты протяженных морских границ. Кроме того, он поддерживал и укрепление надводного флота, включая линкоры и авианосцы.

Этому амбициозному плану вскоре положил конец Хрущев, не видевший смысла в строительстве крупных и дорогих военных кораблей в эпоху ядерных ракет; в этом смысле он был единодушен со многими политиками и маршалами Запада. Однако эту идею оспаривали многократные примеры применения надводного флота самыми вероятными противниками России: англо-французская морская атака на Суэц (1956), высадка американских сил в Ливане (1958) (позволившая сдержать поддерживаемых Россией сирийцев) и особенно санитарный кордон вокруг Кубы, который американские военные корабли устроили во время напряженной конфронтации Карибского кризиса (1962). Урок, который Кремль (подгоняемый влиятельным адмиралом Горшковым) извлек из этих инцидентов, состоял в том, что без мощного флота России будет тяжело претендовать на лидерство. В пользу этого вывода свидетельствовал также переход американского ВМФ на субмарины с ракетами класса «Полярис» в начале 1960-х годов. В результате произошло расширение практически всех классов судов Красного флота — крейсеров, эсминцев, подводных лодок всех типов, гибридных авианосцев, а также их активная отправка за рубеж с целью бросить вызов господству западных стран, скажем, в Средиземном море или Индийском океане, чего Сталин никогда не пытался сделать{876}.

Эта форма вызова могла, однако, рассматриваться в традиционной манере, о чем свидетельствуют многочисленные сравнения наблюдателей того времени, проводящих параллели между действиями адмирала Горшкова и Тирпица за сорок лет до того. Даже если Советский Союз всерьез намеревался участвовать в этой «морской гонке», потребовались бы десятилетия, чтобы посоревноваться с чрезвычайно дорогими авианосцами американского флота,если это вообще было возможно. Действительно революционный аспект послевоенной гонки вооружений был связан с ядерным оружием и ракетами дальнего радиуса действия. Несмотря на ужасающие жертвы бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, многие все еще считали атомное оружие просто очередной разновидностью бомб, а не водоразделом в истории человеческой способности к разрушению. Более того, после провала выдвинутого в 1946 году плана Баруха по международному использованию атома политиков обнадеживала мысль о том, что США обладают ядерной монополией и что бомбардировщики стратегического авиационного командования компенсируют (и сдерживают) превосходство СССР в сухопутных силах{877}; в частности, западноевропейские страны полагали, что в случае советского военного вторжения последуют американские (а затем и британские) ядерные бомбардировки.