На какое-то мгновенье она вообразила, что попала в медпункт. Блеск галогенных ламп на стали, гнутые стеклянные поверхности, искаженно отражающие вошедшую Джейн, вонь изопропилового спирта, от которой сразу запершило в горле, и едва уловимый запашок крови, отдающий металлом.

Везде были тела. Они лежали на каталках, свисали с блестящих металлических крюков, перетянутые черными электрическими проводами или прикованные к вертикально поставленным резиновым матам. Джейн застыла с открытым ртом. Она не испытывала ни страха, ни потрясения, скорее была заинтригована представшей пред ней головоломкой. Как, к примеру, оказалась тут эта рука? Или: чья, интересно, та нога? Попятилась, вжавшись спиной в дверь, бессознательно пытаясь хоть немного спрятаться от яркого голубого света лампочек, висящих высоко над головой.

Своего рода кьяроскуро[151] из бледных, лоснящихся тел и черной мебели, испещренной красными, иногда коричневыми, потеками. Вид такого обилия плоти, свисающей со столов, осязаемой, волосатой и безволосой, стольких глаз, зажмурившихся от восторга или ужаса, множества оскаленных ртов с прокуренными зубами и бледными деснами, невообразимая текучесть этой картины околдовала Джейн. Она почувствовала то же, что и в тот раз, когда перевернув гнилую колоду, открыла муравейник: мириады крошечных шевелящихся существ, перетаскивающих в челюстях яйца и личинок солдат, их туннели, спиралями уводящие в сердце иного мира. Ее брови привычно завибрировали, вниз, к груди, потекло тепло…

Иной мир, – вот что она здесь обнаружила.

– Вон отсюда!

Джейн охнула. Чьи-то пальцы больно вцепились ей в плечо и грубо вытолкали через металлическую дверь, она даже поцарапала запястье.

– Нам тут шпионы не нужны. Какого хрена тебе…

Мужчина толкнул ее к стене, у Джейн перехватило дыхание. Она попыталась удрать, но он снова схватил ее за плечо.

– Иисусе, да это хренова девка!

Голос оставался злым, но напряжение в нем явно спало. Она подняла глаза: здоровяк, скорее жирный, чем мускулистый, был одет в обтягивающие кожаные трусы и черную майку с вышитой золотой пчелой.

– Какого хрена тебя сюда занесло такую? – он ткнул ее в бок большим пальцем.

– Я просто искала выход, – пролепетала Джейн, запоздало сообразив, что он имел в виду ее одежду.

– Ну, а нашла вход. Прямо в долбаную Страну чудес, – здоровяк заржал, показывая золотые коронки и золотую проволочку, продетую сквозь кончик языка. – Идешь на вечеринку, – выучи сперва правила. Исключений не допускается.

И, прежде чем она успела ответить, дверь за ним захлопнулась. С бьющимся сердцем Джейн постояла немного, затем подошла и нажала на ручку.

Заперто. А она осталась снаружи. Она всегда остается снаружи. Еще подождала у двери, прислушиваясь, не донесутся ли изнутри звуки, все еще надеясь, что кто-нибудь выглянет. Потом развернулась и отправилась искать дорогу домой.

Она проснулась рано утром от шума машин на улице и голосов детей у канала, смеющихся или ссорящихся по пути в зоопарк. Резко села в постели, всполошившись, что проспала и опоздала на работу, но тут же вспомнила, что Бирс ждет ее только в понедельник, а сегодня суббота.

– Класс! – произнесла она вслух. Два свободных дня показались ей неожиданным подарком судьбы.

Несколько минут полежала на обширном ложе Фреда и Эндрю, рассеянно глядя на выступ деревянной панели, где пристроила свою коллекцию: гибрид бражника; прекрасная гондурасская Caligo memnon и еще одна Caligo, на сей раз – atreus; траурница, которую она сама поймала несколько лет назад… Джейн вспоминала вчерашний клуб, мысленно проходя весь путь до потайной комнаты, мужчину, выкинувшего ее оттуда, игру теней и света на телах, прикованных к матам и столам. Вчера, вернувшись домой, она уснула не раздеваясь. Спрыгнув с кровати, Джейни натянула кроссовки. Завтракать не стала, набила карманы бумажками по десять и двадцать фунтов и вышла на улицу.

Было чистое прохладое утро. Молодые листочки крапивы и боярышника блестели от росы, над головой голубело бледное небо. Кто-то спустил в канал тележку из близлежащего «Сэйнсбери», теперь ее сетчатый край торчал из воды у берега словно обломок корабля, вмерзшего в лед. В нескольких ярдах удил рыбу мальчик с безмятежно-отсутствующим лицом.

Перейдя по мосту на знакомую дорожку у канала, Джейн направилась в сторону Хай-стрит. С каждым ее шагом день взрослел, шумнел, позади на мосту загрохотали поезда, резкие, будто чаячьи крики, голоса доносились из-за кирпичной стены, отделявшей канал от улицы.

В Кэмден-лок пришлось уже прокладывать себе путь через рыночную толчею. Стаи туристов роились в лабиринте, бродя между лавочками с новым и подержанным барахлом, пиратскими дисками, серебряными безделушками, шерстяными коврами, боа из перьев, наручниками, сотовыми телефонами, недорогой мебелью и куколками из Индонезии, Марокко, Гайаны и Уэльса. От тяжелого аромата благовоний и дешевых свечек накатывала дурнота. Джейни поспешила к молодой женщине, жарившей самсу в чане с брызжущем маслом. Позванивая в кармане монетками, девушка встала так, чтобы запах кипящего жира и подгорелого нутового теста заглушил вонь пачули и всех этих «Карибских ночей».

– Две штуки, пожалуйста, – громко попросила Джейни.

Поев, она почувствовала себя куда лучше. Подошла к девушке с прической, как у дикобраза. Та сидела за прилавком, заваленным вещами из «болоньи» кислотных оттенков.

– Все по пять фунтов, – сообщила продавщица, встав и доброжелательно улыбаясь Джейн, перебиравшей пару за парой невероятно мешковатые штаны с кучей липучек в самых неожиданных местах и глубокими карманами на молниях. Выбрав одни, она хмуро разглядывала лавандово-зеленые штанины, трепыхающиеся на ветру.

– Ты можешь сделать из них шорты, – объяснила девушка, обошла стол и, забрав у Джейни штаны, ловко дернула за липучку. – Видишь? Или юбку, – продавщица прилепила штанины обратно, взяла другую пару кричаще-оранжевого цвета с черной отделкой и ветровку в тон. – Вот эти тебе больше подойдут.

– Окей, – Джейни заплатила, дождалась, пока девушка положила вещи в пакет, и поблагодарила.

– Пока-пока, – безразлично ответила продавщица.

Джейн вышла на Хай-стрит. Продавцы зорко надзирали за выставленными у магазинчиков прилавками. Кожаная одежда, футболки с надписями «СМОТРИ ПОД НОГИ!» и «ЛОНДОНСКАЯ ПОДЗЕМКА», рубашки с Котом в Шляпе[152], затягивающимся сигарой, и лозунгом «КОТ В ШЛЯПЕ ДЫМИТ ПО-ЧЕРНОМУ». Каждые три-четыре фута стояли бумбоксы, оглушая прохожих то сальсой, то техно, то Бобом Марли, то «Анархией в Соединенном Королевстве». На углу Инвернесс-стрит и Хай-стрит на корточках сидели у магазина несколько панков, меланхолично рассматривая купленные открытки. Надпись на тонированном стекле провозглашала: «ЛЮБАЯ СТРИЖКА ПО ДЕСЯТЬ ФУНТОВ: МУЖСКАЯ, ЖЕНСКАЯ, ДЕТСКАЯ».