– Если бы так, дорогой Мэт! Корзинка-то его здесь, а самого нет. И ушёл через окошко, словно уцепившись за мимолётную мысль… Да разве ж горевал бы я прежде из-за такого пустяка. Так нынче же он у нас «помнил, да забыл». Куда его эта нечаянная мысль заведёт?

– Может, не нечаянная вовсе? Может, задумал он так? – пытался успокоить Малама Дэниел.

– Задумано-то было по-иному: всем вместе по грибы идти, и затейником этого, как ты хорошо помнишь, дорогой Дэн, наш Семимес был, а не я, не ты и не Мэт.

– Тогда мы в Дорлиф побежим, поищем его.

– Так, Дэн, бегите – время не теряйте. А я окрестности обследую.

Дэниел и Мэтью первым делом заглянули к Лэоэли: вдруг Семимесу взбрело в голову про какой-нибудь вчерашний гриб ей дорассказать. Оказалось, не взбрело, а вот Лэоэли не на шутку разволновалась и увязалась за ними… Зашли к Фэлэфи: мог же он наведаться к ней со своей раной. Услыхав об исчезновении Семимеса, она лишь улыбнулась и сказала:

– Ступайте к Маламу и передайте от меня, чтобы не горевал: не для того Семимес объявился, чтобы пропасть. А потом в гости к нам приходите.

Как ни странно, но то, чем заразил Дэниела и Мэтью морковный человечек, а потом они заразили Лэоэли, вмиг сошло на нет, и они преспокойно направились к Маламу…

Он сидел на крыльце, прильнув щекой к палке и закрыв глаза.

– Дэн, ты понял, что значит обследовать окрестности?

– Теперь, когда ты спросил, понял.

– Ребята, о чём вы? – полюбопытствовала Лэоэли.

– Видишь, чем Малам занимается? – спросил её Мэтью.

– Горюет.

– Ну, это само собой. Но это не занятие, – сказал Дэниел.

Лэоэли глянула на него с укором.

– Он палку слушает, а палка – окрестности, – пояснил он.

– Ну вас!

– Сейчас сама увидишь, – сказал Мэтью.

– Услышишь, – уточнил Дэниел.

И он оказался прав. Как только они приблизились к Маламу, тот открыл глаза и сказал:

– Доброе утро, Лэоэли.

– Доброе, Малам. Только я уже знаю, что не совсем оно доброе для тебя.

– Нашёлся наш Семимес, – сказал Малам, но почему-то не было радости в его голосе. – Однако в смятении пребываю я, в немалом смятении, потому как нашёлся он в двух местах сразу.

Все трое подумали: «Как это, в двух местах сразу?» Но никто не решился произнести это вслух. Малам снова прильнул к палке. Все, затаив дыхание, ждали.

– Слышите? – спросил Малам, и при этом ожидание насторожилось ещё больше.

– Слышите? – повторил Малам. – Этот стук доносится со склонов Харшида. Палка Семимеса скачет по камням, будто горный баран… Теперь слушайте эту сторону… Поступь Семимеса… распознаю её я… только она слабая, неуверенная.

– С какой стороны, Малам? Где сейчас Семимес? – всё же не утерпел и спросил Мэтью.

– В лесу Садорн, не так далеко от пещеры Тавшуш.

– Может ли такое быть? – спросил Дэниел.

– Может, эхо? – предположил Мэтью.

– Не может, но есть, Дэнэд… Но не эхо это, Мэтэм: там – палка его, резвая как баран, там – шаги ослабевших ног его.

– Колдовство, да и только, – сказала Лэоэли, сама не очень-то понимая, о чём говорит.

Малам глянул на неё, ухватившись за слово.

– Вот и Фэлэфи сказала: колдовство. Проходи-ка в дом, дорогая Лэоэли, – отведай свежих пряничков. Мэт, Дэн, и вы ступайте, чай, небось, не допили. А я тут ещё посижу, да послушаю, да поразмышляю… о сути колдовства, сотворённого над моим дорогим Семимесом.

После чая у Малама был чай у Фэлэфи и Лутула. Потом Дэниела, Мэтью и Лэоэли в свои объятия принял Дорлиф. Они гуляли по его улицам… вспоминали канун Нового Света… Суфуса и Сэфэси… Нэтэна… Эфриарда и Эстеан… Кристин… Им не было весело – было грустно. Но было хорошо. Они просто ходили вместе… Вдруг кто-то что-нибудь вспоминал, и они говорили об этом. Потом снова ходили молча… пока одному из них не залетало в голову то, о чём можно было с удовольствием поболтать… И вся прелесть этого дня заключалась в том, что они бесцельно ходили, куда вели их дорожки Дорлифа, и ни они сами, ни их ноги не знали, куда они пойдут дальше. И вся прелесть этого дня заключалась в том, что они не заставляли слова быть произнесёнными – слова, если хотели, сами сходили с их уст. И вся прелесть этого дня заключалась в том, что всё это время их ненавязчивой спутницей была грусть… Когда свет дня померк, грусти в воздухе прибавилось, потому что около некоторых домов загорелись новосветные фонари-загады. Они висели словно застывшие слезинки, не желавшие расставаться с тем днём, в котором они ещё не были слезинками, а были фонарями-загадами. Когда свет дня померк, их притянул разгоравшийся свет светящегося камня. Они долго стояли у часов, и им было хорошо оттого, что часы есть, что под ними можно стоять, а времени как бы и нет – стой, сколько хочешь. Лэоэли сказала, что теперь часы будет заводить Лутул (так решили на вчерашнем сходе). Сегодня утром он сделал это в первый раз, а она подсказывала ему, и было смешно смотреть, как осторожно он крутил колесо завода, боясь нарушить ход часов…

Наполненная светом крыша домика на отшибе подсказала Дэниелу и Мэтью, что Семимес вернулся, и они ускорили шаг…

Семимес сидел на полу у камина в гостиной, он не заметил ребят, потому что был поглощён какой-то думкой, подогреваемой теплом домашнего очага.

– Если бы Семимес был Семимесом, он бросил бы его в огонь, и, когда огонь сожрал бы его, он бы навсегда забыл эти страшные руки, что оплели паутиной твою голову, и эти глаза, что каждый миг смотрят на тебя изнутри, и эти слова, что всегда стоят в твоих ушах. Если бы…

Ребята в недоумении переглянулись… и притворились, что они ничего не слышат. И в этом не было большого обмана, потому что они всё равно ничего не поняли, а лишь немного испугались… за Семимеса, который хотел быть Семимесом. И в этом была предосторожность… словно какой-то голос подсказал им: «Лучше притворитесь».

– Привет, друг! – сказал Дэниел, невольно заставив Семимеса вздрогнуть.

– Привет! Давно же мы с тобой не виделись! – весело сказал Мэтью.

В голове у Дэниела промелькнула странная мысль: «Кто посмотрит на них сейчас?» Семимес повернулся к ним. Довольство словно расплылось по его лицу.

– С самого вчера не виделись! Садитесь к камину – вместе посидим, – слова его подтвердили, что пребывал он в хорошем расположении духа или, пробуждённый приветствием друзей, откуда-то вернулся к нему.

– Аромат какой вкусный в доме стоит! – сказал Дэниел. – Похоже, из лесу ты не с пустыми руками вернулся.

– Не из лесу, а с тех гор, что за лесом. Помнил, да забыл, как их зовут.

– Харшид, – подсказал Мэтью.

– Ну и ладно, что Харшид.