мужчина так и ходил бы на аэровокзал смотреть на прилетающие цеппелины и копил бы деньги на лётную школу. Но упрекать себя в его потерях Зоя, конечно, не собиралась. Девушка считала, что с лихвой награждала его каждую ночь, да и днём тоже, с тех самых пор, как они сняли эту квартиру. Вспомнив об этом, Зоя, придя домой, сразу скинула платье и осталась в чёрном облегающем трико, полагая, что он обратит на неё внимание. Но Генрих только устало плюхнулся на стул и, бросив головной убор на стол, чего обычно не делал, горько вздохнул и стал смотреть мимо девушки. Тогда Зоя полезла в рюкзак. Надо было наконец посмотреть на то, из-за чего Ройке сломал себе жизнь. Она достала футляр и открыла его. Камень не был большим, сантиметра четыре в длину и три в ширину; даже не разбираясь в этом, девушка поняла, что он безукоризненно огранён. Но тут, при электрическом свете, рубин не показался ей очень уж красивым; он был темно-тёмно-розового цвета… или… или цвета граната? Она вертела рубин в руках… Относила от глаз подальше и приближала его снова… И удивлялась… Это был камень, который мог менять свой цвет в зависимости от того, как его освещали. Камень был просто…

Волшебный…

— Мы не будем продавать его за десять тысяч, — наконец произнесла Зоя, протягивая рубин Генриху.

Тот без особого интереса взял рубин, повертел его в руках и нехотя согласился:

— Ну да, он неплох.

«Неплох? И всё?».

Зоя была разочарована: он не реагировал на неё, хотя она в трико выглядела обворожительно, его не заинтересовал и камень.

«И что? Ты так и будешь сидеть и киснуть?».

Она немного обиделась на него, но ничего ему не сказала, а перевернула рюкзак и вытряхнула из него те камни, что были в плоской шкатулке ювелиров. Их было восемь. Они не были так велики, как рубин. Какие-то были с её ноготок, какие-то с фалангу её указательного пальца. Все они были разных цветов, от приятного зелёного до удивительного жёлтого.

Но девушка не сомневалась, что и эти камни дороги. Нет, конечно, они не так дороги, как рубин, тот на их фоне выглядел просто императором, но в том, что Холодной ведьме не повезут всякий мусор, — в этом Зоя была уверена.

— Интересно, а за сколько мы сможем продать их? — спросила девушка и протянула ладошку с россыпью камней своему мужчине.

Она посмотрел на камни, а потом как-то небрежно высыпал их из ладони на скатерть и вдруг взял девушку за руку и притянул к себе; она поддалась, а он посадил её к себе на колени, обнял за талию и ткнулся лбом в её плечо. А Зоя, посидев так несколько секунд, произнесла мягко:

— Генрих, твоя жизнь сегодня изменилась, так прими это спокойно и с достоинством, — она хотела ему немного польстить и добавила: — По-рыцарски. В Вене жизнь не хуже, чем в Гамбурге, и ты найдёшь себе применение, ты будешь водить цеппелины. Денег на это теперь у нас хватит. А отдать пять тысяч Джеймсу мы, может быть, сможем, продав, — она собрала драгоценные камушки, рассыпанные её мужчиной, в кучку, — только эти маленькие камни… И всё у тебя будет хорошо… Просто… ты будешь жить под другим именем. Но это же ерунда… А со временем, когда всё уляжется, свою маму и сестёр ты будешь приглашать к себе в гости. Им понравится Вена, ты даже представить не можешь, какой там оперный театр.

При этом Зоя гладила его по волосам, и ей казалось, что она нашла правильные слова, чтобы успокоить его. Но, кажется, он не успокоился, а поднял на неё глаза и спросил:

— А вы?

— Что я? — спросила девушка, делая вид, что не поняла вопроса, хотя прекрасно всё понимала.

— Где будешь жить ты? Со мною в Вене? Будешь со мной ходить в оперу, есть венские шницели, венские штрудели в знаменитых венских кофейнях?

Тут Зоя не нашлась, что ему ответить. Да и что она могла ему сказать? «Дорогой Генрих, вообще-то я сестра боевого православного ордена. И буду жить в том месте, которое благословят святые отцы. И связывать со мною свою дальнейшую жизнь я бы вам не посоветовала. И не только вам, я бы никому не посоветовала такую избранницу, как я». Но всё это девушка произнесла про себя для того, чтобы озвучить хоть какие-то свои мысли; она так и не нашла ни одного слова. Ведь сказать ему правду было нельзя, а врать ему Зоя не хотела. Просто не могла. И после того, как она ему не ответила, он заговорил:

— Фройляйн Гертруда Шнитке… Я не знаю, кто вы, я даже не знаю, настоящим ли именем вы представляетесь…, — он сделал паузу. — Но сегодня я, кажется, потерял мою семью… Отец не захочет меня больше знать, а мама…, — он вздохнул. — У меня больше нет семьи, теперь вы моя семья.

Зоя вздохнула:

— Генрих… Я плохая семья. Никудышная. Вы же сами сказали, что не знаете, настоящим ли именем я представляюсь; я…

— Не считайте меня за дурака, фройляйн, — вдруг прервал её молодой человек, — я понимаю, что вы не простая девушка. «Генрих, вам нужно научиться обращаться с оружием. Генрих, мы перейдём границу возле Инсбрука, нам помогут. Генрих, я знаю, где в Вене нам сделают хорошие паспорта». А ещё вы знаете кучу всякого, чего знать не знают мои сёстры, а они не глупы, и, наверное, обе с отличием закончат женскую гимназию. В общем, я понимаю, что вы не обычная девушка. Я иной раз думаю, что вы незаконнорождённая княжна…

— Что? — девушка удивлённо посмотрела на него. И спросила чуть насторожённо: — Откуда вы взяли такую чушь?

— Чушь? Да даже по манере говорить вы отличаетесь от всех моих знакомых. Наш преподаватель словесности в училище читает нам Шиллера и Гейне так же, как вы, тщательно и чётко выговаривая слова, поэтому я и подумал, что вы незаконнорождённая дочь какого-то германского князя.

— Ах, германского! — чуть успокаивалась девушка. Но ни разубеждать его, ни соглашаться с ним не стала — княжна так княжна. И тут же спросила: — И что же вы хотите от меня, Генрих?

— Я хочу ходить с вами в венскую оперу, — отвечал он ей.

— Господи, да нет ничего проще, — начала было успокаиваться Зоя. — Как только приедем в Вену, сразу отправимся на «Волшебную флейту», — она обняла его за шею и поцеловала в губы. — А если хотите, я сниму сейчас трико и, пока буду разогревать еду, буду