– искала вестей о Вулферте Гленне. И хорошо, потому что Тунуве нужно было побыть наедине с собой. Она в жизни не знала стыда или раскаяния, но сожаление испытала, и оно теперь наполняло все ее дни.

Вернувшись в тесную комнатушку, она налила себе кислого инисского вина – больше, чем пила обычно. Канта все не шла, а ее копье было нужно сестрам.

«Мать, – молилась Тунува, – дай мне повидать его хоть раз. Большего не прошу».

В полночь наконец вернулась Канта.

– Как твое путешествие? – спросила ее Тунува.

– Трудно. Прости, что пришлось подождать, Тува. Многие дороги перекрыты из-за чумы. – Канта отбросила капюшон. – Мне удалось поговорить со слугой из Лангарта. Вулферт Гленн вернулся в Хрот.

– В Хрот?

– Он, как видно, состоял при самом Молоте, а теперь присягнул новому королю.

– Когда он уехал?

– Не так давно. Если удача нам не изменит, нагоним его в Элдинге. Это не так далеко, надо только найти попутное судно. – Она села рядом с Тунувой, но на почтительном расстоянии. – Говори, Тува. Будем догонять?

Тунува допила вино. Здесь, в холодной стране, оно ее согревало.

– Мы уже добрались сюда, – сказала она. – Север уже близко, Канта.

Глориан шла по замку, как на казнь. Стража не отставала от нее. Принц Гума, впервые после прибытия, пригласил ее встретиться в королевской опочивальне.

Новая волна тошноты заставила ее проглотить слюну. Письма письмами – она хранила их в святилище Офсэй, в надежно запертом ящике, – но показать слабость было нельзя. Нельзя выдать страха.

– Ваша милость. – Принц вежливо склонил голову. – Благодарю, что присоединились ко мне.

– Ваше высочество.

Когда их взгляды встретились, в камине взметнулся огонь. «Замирать в природе всего живого. Вспомни, как неподвижен учуявший опасность олень, – напомнил отец. – Это не стыдно, Глориан».

– Ваша охрана знает искалинский? – по-искалински спросил Гума. Глориан покачала головой. – А вы, как я понял, знаете.

– Да.

– Тогда этот разговор останется между нами. – Голос его немного смягчился. – Вам нечего бояться, королева Глориан. Я не ожидаю осуществления этого брака ни теперь, ни впоследствии. Он воплощает обновленную клятву верности между Искалином и Инисом, но останется чистым.

Глориан молча кивнула. «Королева должна уметь наблюдать». Она хранила неподвижную осанку, свойственную матери.

«Она, как сокол, выжидает времени для удара».

– Ваш регентский совет должен требовать от вас наследницы, – сказал он, потянувшись за кубком; в его речи отчетливо слышалась северная нотка. – Мне жаль, что вам выпала эта доля. Теперь не время вынашивать дитя.

– Это святая ноша, и я несу ее с радостью, – сказала Глориан на знакомом с детства наречии, принятом при дворе Каркаро. – Этого ждет от меня Святой.

– Да, Святой много ждет от своих потомков. Очень многого. – Он выпил. – В соответствии с его ожиданиями я проведу эту ночь здесь, чтобы мы могли объявить брак осуществившимся.

Он не признавал рыцаря Верности. Она задумалась, что значит брак для древопоклонников.

– От кого вы хотите – если хотите – ребенка, выбирайте сами, – сказал принц Гума. – Я прошу от вас только скромности, Глориан. Я не оскорблю вашего достоинства и прошу вас не оскорблять моего.

– Я не могу допустить, чтобы мою наследницу объявили незаконнорожденной.

– Хорошо. Я же за то стану для нее любящим отцом. Отцом по всему, кроме крови.

«Вижу, куда ты целишь! – рвалось у нее с языка. – Вижу, как готовишься запустить корни в еще не рожденное дитя».

– Ваш дом зовется Оленьей Рощей, – заметила она вместо того, приблизившись к огню. – Красивое название. Полагаю в вашем замке много деревьев.

Гама взглянул на нее с обновленным интересом.

– Было куда больше, пока мои предки не открыли копи в горах, – сказал он, – но да. Ваша предшественница Глориан Оленья Смерть сочеталась там с королем Исалрико. Вырезанные ими на дубе имена видны и по сей день.

– Искалин многим поступился ради их брака. И теперь отдает многое ради нашего. – Глориан сложила губы в робкую улыбку в надежде внушить ему, будто ею легко будет управлять. – Я благодарна вам.

Супруг кивнул.

– Вы меня извините. Любезность требовала бы от меня провести эту ночь на полу, – суховато сказал он, – но, боюсь, мои старые кости не выдержат.

– Не бойтесь. У меня кости железные, – ответила Глориан. – В хротских залах и королевы спят на полу.

Принц Гума уделил ей часть постели и, выждав, пока она уляжется, задул свечи, оставив догорать огонь в камине. И Глориан Храустр Беретнет заснула в мехах на полу своей спальни, обогреваясь у того же очага, что грел их с Вулфом.

И слушала тайный шепот своего лона:

«И я здесь. Я здесь».

70

Север

Полночное солнце блестело на тихих волнах Пепельного моря. У берега его воды смешались с кровью – Вулф выдернул копье из трупа с витыми рогами и железными копытами. Рана дымилась, светящиеся глаза остывали углями в глазницах.

У него самого один глаз заплыл, почти закрылся. Вулф не помнил, от какого удара. Он потерял счет скрежещущим по кольчуге когтям и бьющим по шлему клювам.

Он оттер о песок обух длинного топора. Морщась от дыма, отвел волосы с глаз и, как пьяный шатаясь от усталости, оглянулся на Битандун. Серебряный зал еще стоял, но крыша горела, и этот огонь не гасила никакая вода. Змеи, как и сулил Фиридел, вернулись в страны Добродетели.

«Когда дни будут долги и жарки, когда на севере не зайдет солнце…»

Его содружинница бросилась в волны, туша дымящуюся одежду. Они три дня и три ночи отбивали натиск с Железных гор – его доля вместе с разбойниками и людом разных ремесел и званий. Хротцы все были бойцами, потому что жили в суровой, немилостивой земле.

Творения горы Ужаса были смертны, но умирали не легко. Чешуя одевала их тела натеками туфа. Уязвимые места находились обычно там, где под крылом просвечивала голая плоть, – но не у всех. Иные так обросли камнем, что некуда было воткнуть острие копья или меча.

Он сорвал с себя шлем и матерчатую маску. В суконной одежде под кольчугой было жарко. Эйнлек приказал всем по возможности скрывать голую кожу и даже Вулфу не дал послабления. «Увидев, как ты обнажаешь грудь на манер пьяного битвой безумца, – сказал ему Эйнлек, – другие тоже захотят. Не подавай примера».

Вулф рассказал королю, что инисцы задумали увести народ в подземелья. Эйнлек в своих владениях такого не допустил, сделав исключение только для малых детей и дряхлых, негодных к бою стариков.

«Мы, хротцы, не прячемся в темноте. О дрожащих в пещерах песен не складывают. Если мы гибнем, так гибнем с оружием в руках. Нашу гибель запомнят надолго».

И вот они насмерть сражались в горящей столице, уже не отличая дня от ночи. Они сражались и погибали – сотнями.

Пока Вулф пытался перевести дух, малый змей – виверна, – нырнув к берегу, обдал его огнем. Вулф метнулся за плетень, присел, помимо разума отвечая на угрозу. Он едва успел