подлокотники, и пустые глазницы все так же смотрели в восточное окно. От лица почти ничего не осталось, лишь ниспадала с черепа на грудь борода, а потемневшее чело напоминало изъеденное червями черное дерево.

– Приветствую тебя, о Малигрис, – громко и с насмешкой сказал Маранапион. – Умоляю тебя, подай нам знак, покажи, живо ли еще твое колдовство, или же оно кануло в небытие.

– Приветствую тебя, о Маранапион, – прогремел мрачный и страшный голос, хотя изъеденные червями губы некроманта не шевельнулись. – Я подам знак, о котором ты просишь. Как я, мертвый, истлел на своем троне из-за вашего мерзостного колдовства, сотворенного в подземельях во дворце царя Гадейрона, точно так же ты, твои приспешники и сам Гадейрон истлеете заживо за один лишь час под действием моего заклятья.

И усохший труп Малигриса громовым голосом произнес древнее заклинание, которое писалось еще руническим письмом Атлантиды, и проклял восьмерых чародеев и царя Гадейрона. В это заклинание через равные промежутки были вплетены ужаснейшие прозвания смертоносных богов; еще в нем прозвучали тайное имя черного бога времени и Пустоты, что пребывает вне времени, и титулы многих могильных демонов. Тяжело и гулко падали страшные слова, и в них слышались громовые удары, что обрушиваются на двери склепа, и грохот низвергнутых плит. Воздух в зале потемнел, будто внезапно настала неурочная ночь, а потом в нем ночным дыханием разлился холод, словно башню осенили темные крылья столетий, распростершиеся от края и до края, а потом исчезнувшие.

Заслышав этот призыв, прозвучавший подобно «Маран-афа», чародеи застыли, преисполнившись невыразимого ужаса, и даже Маранапион не припомнил ни одного заклинания, которое хоть сколько-нибудь могло противостоять страшному колдовству.

Они пытались бежать, пока не отзвучало проклятие, но их сковала пагубная слабость, предвещавшая скорую смерть. Глаза затмила тень, но и сквозь нее каждый успел смутно различить, как внезапно почернели лица спутников, как запали их щеки и, словно у древних трупов, обнажились ощеренные зубы.

Чародеи и царь не могли бежать, ибо ноги истлевали прямо на ходу, а плоть отпадала от костей. Они завопили, но их черные языки иссохли и упали на пол еще до того, как крики успели стихнуть. Жизнь еще теплилась в несчастных, подобие зрение и слуха не покинуло их, и они вполне осознавали свою жуткую судьбу. Корчась в жесточайших муках, гния заживо, они трепыхались и медленно ползали на холодном мозаичном полу – все медленней и тише, пока содержимое их черепов не обратилось в серую плесень, жилы не отделились от костей, а костный мозг не высох.

Вот так за час заклинание Малигриса прикончило их. Почерневшие и истлевшие враги мертвого некроманта, подобные древним обитателям склепов, лежали навзничь у его ног, словно почтительные слуги перед восседающей на троне Смертью. Только по одеяниям можно было теперь отличить царя Гадейрона от архимага Маранапиона, а Маранапиона – от его чародеев-подручных.

Тянулся день, клонясь к морю, и будто царский погребальный костер вспыхнул за Сазраном, озаряя через окно верхний зал башни золотистым светом; потом огненный шар упал за горизонт, и небеса зарделись красными угольями, присыпанными траурным пеплом. Когда наступили сумерки, коралловый аспид выбрался из-за пазухи Малигриса, беззвучно прополз между лежавшими на полу останками, стек по мраморным ступеням и навсегда покинул башню.

Исчадье гробницы

Вечер, пришедший из пустыни в Фараад, принес с собой последних отставших от караванов путешественников. В винном погребке неподалеку от северных ворот множество бродячих торговцев из далеких стран, изнуренных и томимых жаждой, восстанавливали иссякшие силы прославленными винами Йороса. Сказитель, прерываемый лишь звоном кубков, тешил слушателей историями.

– Поистине велик был Оссару, царь и маг. Он властвовал над половиной Зотики. Армии его были многочисленны и ужасающи, точно пески, гонимые пустынным самумом. Он повелевал джиннами бурь и тьмы, он вызывал духов солнца. Люди боялись его колдовства, – так зеленые кедры трепещут перед ударом молнии.

Почти бессмертный, он жил многие века, умножая свои мудрость и силу до самой смерти. Тасайдон, темный бог зла, покровительствовал всем его чарам и начинаниям. А в последние свои годы царь нашел себе товарища, ужасающего исполина Ниотха Коргхая, спустившегося на землю из другого мира верхом на огнегривой комете.

Оссару, будучи чрезвычайно искушен в астрологии, предвидел появление Ниотха Коргхая и в одиночку отправился в пустыню, чтобы встретить его. Люди многих стран видели, как падала зловещая комета, точно солнце, заходящее в ночи, но лишь царь Оссару лицезрел прибытие Ниотха Коргхая. Вернувшись в Йорос темной безлунной ночью, в предрассветный час, когда все спали, Оссару привел Ниотха Коргхая в свой дворец и поселил в склепе под тронным залом, где приготовил для странного исполина жилище.

После своего прибытия великан, никем не видимый, безвестно и безвылазно жил в склепе. Говорили, что он давал советы Оссару и наставлял его в науках далеких планет. В дни определенного стояния звезд Ниотху Коргхаю в подземный склеп посылали женщин и молодых воинов. Ни один из них не вернулся обратно, дабы рассказать, что они там видели. Никто не догадывался, каков облик исполина, но все, кому доводилось бывать во дворце, неизменно слышали в подземном склепе приглушенный шум, похожий на медленный грохот огромных барабанов, и странное бульканье, какое мог бы издавать подземный фонтан, а иногда из подвала доносилось зловещее кудахтанье, словно в подземелье был заточен безумный василиск.

Многие годы Ниотх Коргхай служил царю Оссару верой и правдой, а тот взамен оказывал услуги ему. Потом великана поразил странный недуг, и никто больше не слышал кудахтанья из ужасного склепа, и грохот барабанов и клекот фонтанов стали почти неразличимыми, а вскоре и вовсе смолкли. Все чары царя были бессильны предотвратить смерть великана, но, когда тот испустил дух, Оссару окружил его тело двойным магическим кругом и запечатал склеп. А потом, когда и сам Оссару умер, склеп открыли сверху, и рабы опустили туда мумию царя, чтобы тот покоился рядом с останками Ниотха Коргхая.

С тех пор утекло немало времени, и имя Оссару помнят лишь сказители старинных легенд. Никто не знает, где тот дворец, в котором он жил, и окружавший его город: одни утверждают, что он стоял в Йоросе, другие – что в царстве Синкор, где позже династия Нимботов основала город Йетхлиреом. Доподлинно известно лишь одно: где-то в закрытом склепе до сих пор лежит мертвое тело великана из чужих миров, а рядом с ним царь Оссару. И они все еще окружены внутренним кругом царского заклятия, которое уберегает их тела от тления все эти годы, пока рушатся города и