Она била челом да слёзно плакалась:

«Уж ты здрастуй, старой козак да Илья Муровиць!»

— «Уж ты как меня знашь, именём называшь?»

35 — «Уж я как то не знаю, а земля слыхом полнитсе».

— «Ты скажи-ко, где Добрынюшка Микитич млад?»

— «У мня Добрынюшка уехал да на Дунай-реку

Он стрелять-то, палить да белых утицей.

Может быть постречашь Добрыню-ту Микитича —

40 Ты моги-ко Добрыню помиловать,

Ты Добрынюшку помиловать.

Не моги-ко у Добрынюшки головы сказнить».

Тут не конь-то бежал, курева́-то одна осталасе,

Уехал старой козак Илья Муровець.

45 Уезжал старой козак во чисто́ полё,

Увидал он вот далече во чисто́м поли́,

Как Добрынюшка ездит по чисту́ полю:

Он палицю-ту бросат по подне́бесью,

Стрелочку-ту стрелка́т он под о́блака.

50 Тут съехались бога́тыри могучие,

Как ударились, в сёдлах пошаталисе.

Во второй раз съехались бога́тыри,

Во второй и во третей раз.

Как третей раз съехались бога́тыри,

55 Сильнё ударились, из седлов они посыпались.

А Добрынюшка на́ тело́ был силен, только был он увёртно́й,

Сел он старому козаку да на белы́ груди,

Стал у старого козака спрашивать:

«Ты скажи-ко, сильней богатырь,

60 Ты с какой земли, какого роду-племени?»

От старого козака ответу не было.

Во второй раз спросил — не было.

«Ты старой козак, скажи, какого роду-племени,

Хто у тебя отець, хто у тебя мать?»

65 Во третей раз спросил Добрынюшка Микитич млад:

«Ты скажи, из какой земли, какого роду-племени,

Кто у тебя отець и мать?»

— «Я такой же земли, такой же ты,

Я отца с матерью не помню;

70 Я из города из Мурова,

Старой козак Илья Муровець».

Тут соскочил крутёшенько со белы́х груде́й:

«Ты прости меня [в] вины виноватою,

Что сидел у тебя на белы́х грудя́х!

75 Хошь я сидел у тя на белы́х грудя́х,

Ты пушшай мой старшой брат,

Я буду младшой твой».

Тут бога́тыри побра́талисе,

Они побра́тались, покресто́вались:

80 «Мы тима́ крестами животворящима».

Тогды поехали богатыри во Киев-град.

134

ДОБРЫНЮШКА МИКИТИЧ [ДОБРЫНЯ И АЛЕША]

У князя у Владимера все-то на пиру наедалисе,

Ишше все напивалисе.

Князь-от Владимер ходил по горницам,

Он русыма кудрями принатряхивал,

5 А белыма руками принамахивал,

Тросточкой в пол приколачивал,

Сам говорил да таковы слова:

«Уж вы ой еси, князья-бо́яра,

Вы могучие бога́тыри,

10 Поляници вы все приуда́лые,

Вы съездите-ко мне да на Пучай-реку

За холодной ключевой водой

Нам со княгинушкой умытисе».

Во второй раз сказал и во третей раз:

15 «Уж вы ой еси, князья-бо́яра,

Вы могучие бога́тыри,

Съездите-ко вы да на Пучай-реку

За холодной-то ключевой водой

Нам да со княгинушкой умытисе».

20 Старшой-от князь хоро́нитсе за среднего,

Средней хоронитсе за меньшего,

А от меньшего ответа нет.

Тут сидел Добрынюшка Микитич млад

На белоду́бовой скамеечки,

25 Он сказал тут да таковы слова:

«Уж ты ой еси, князь Владимер стольно-киевской,

Ты позволь-ко слово́ сказать,

За слово-то меня помиловать».

— «Говори-ко-се что тебе надобно».

30 — «Уж я съезжу-то на Пучай-реку

За холодной-то ключевой водой

Вам-то со княгинушкой умытисе».

Тогды пир разошелсе у князя у Владимера.

Домой приходил Добрынюшка неве́сёлой,

35 Тут спросила его да ро́дна матушка

Амельфа же Тимофевисьня:

«Што ты, дитятко моё сердесьнёё,

А с пиру-то у мня пришел неве́сёлой?

Уж на пиру ты сидел

40 Разве не по роду, не по племени,

Не по чесны́м своим родителям?

Разве над тобой насмехалсе младой,

Или старой над тобой надругалсе?»

— «Я по роду сидел, по племени,

45 По чесны́м-то своим родителям,

Младой надо мной не насмехалсе,

Старой-от меня нехто не ругал.

Только-то есь у мня великая

Путь-то дорожечка дальняя.

50 Я похвалилсе-то князю, сказал —

Съезжу-то на Пучай-реку

За холодной я ключевой водой

Со княгинушкой им умытисе».

— «Што ты, дитятко моё сердесьнёё!

55 Твой ли был отець-то родитель не воин,

Он не сильнёй был бога́тырь,

Он туда не проезживал

Через три заставушки великия.

Перва-то заставушка — горы́ высокия,

60 Втора есь заставушка — леса дремучие,

Третья-та есь застава — некто там не прохаживал, не проезживал».

— «Што я сказал князю Владимеру —

Слово моё больше не ве́рнётсе».

Заплакала матушка горючима слезами,

65 Она пошла да в задьню горьницю,

Там спала его молода жена,

Молода жена Апраксея-королевисьня:

«Уж ты стань-ко-се, пробудись, —

У нас сегодне несчасьицо,

70 А несчасьице в доми, невзгодушка!

Поезжат у нас Добрынюшка-то всё Микитич млад

В ту путь-ту дорожечку во дальнюю,

Где заставушка там великая —

Никто не прохаживал, не проезживал».

75 Тут скочила молода жена,

Набежала без башмачиков в одных чулочиках,

А без платьица в одной рубашочки,

Забросалася ёму да на белу́ шею́:

«Уж ты Добрынюшка Микитич млад,

80 Уж ты не езди-ко ты в ту путь дальню дорожечку,

Не мечи нас бедных сиротинушек!»

Тут не слушал Добрынюшка Микитич млад,

Он седлал-то коня да лошадь добрую,

Он садилсе тут на добра́ коня,

85 Он сказал Добрынюшка Микитич млад:

«Если год-от не приеду,

Я два не буду, если три года не приеду,

То поди в замужесьво, за кого тебе хочетсе,

Хоть за князей-то поди-ко, за боярина,

90 Только не поди за Алешу за Поповича».

Тут садилсе да на добра́ коня,

Уезжал Добрыня Микитич млад.

Там не конь-то бежал, только пыль одна.

Уезжал Добрыня Микитич млад.

95 И год-от нету, и два нету Добрыни Микитича.

Тут стали сваты сватати,

Короли на ей, кня́зья, бо́яра,

Сваталсе