– Что ты хочешь сказать? – Анна невольно встревожилась.

– Только одно – всё сказанное тобой заслуживает внимания! Я тебе напомню, от рождения близнецов четверо. Так что… допустить мысль, что это не «Тот Виктор» не только возможно, но и…

– Нет! Что ты! Ведь это означало бы, что… Нет! Не знаю… Ты меня пугаешь! – всполошилась Анна.

– Ты удивительная! Тебе много легче допустить свою неправоту, лишь бы не обидеть другого, – Анри сокрушённо повёл головой, – Если ты склонна хорошо о нём думать, то правильнее было бы проявить к нему уважение и дать возможность объясниться?

Взгляд Анны остановился, и столько всего в нём отразилось в этот момент: и ужас, и страх, и возмущение, и удивление, и… надежда…

– Хочешь, вместе с ним поговорим? – Анри не мог не протянуть руку помощи, но такая перспектива только ещё больше испугала Анну.

– Анри, ты не понимаешь, что предлагаешь!

– Не надо так волноваться! Оно того не стоит! – Анри подался ближе, но Анна уже вскочила, в смятении заломила руки:

– О Боже! Что я тут наговорила!!! Мне очень жаль…

– Анна!

– Забудь, умоляю, забудь всё это! О, если бы это было возможно!!!

– Анна, клянусь, тебе не придётся об этом пожалеть!

– Не надо, не клянись, я уже жалею!!! – Анна даже сделала пару шагов к выходу, но тут же передумала и обратила к Анри глаза полные слёз:

– А сама поговорю с Виктором! Лучше пообещай, что оставишь это мне!

– Сама так сама, – Анри кивнул, – Это твоё право.

– И ты не станешь возводить на него напраслину! Обещай!

– Какую напраслину? Анна…

– Я и сама не очень-то доверяю своим наблюдениям. Очернить человека очень легко. Но если из-за меня разлад между близнецами превратится в пропасть, я себе это никогда не прощу! Анри, услышь меня! Это очень важно!

Анри горько поджал губы и очень неохотно кивнул. Это заметно успокоило Анну, она даже нашла силы благодарно улыбнуться:

– Я сама виновата в своей болтливости. Это моё дело, моя беда… Но я хочу, чтобы ты знал, что я очень ценю нашу с тобой дружбу. Ты необыкновенный человек, добрый, мудрый… надёжный, как собака. Только не обижайся! Это твои слова.

– Если уж быть точным, я сказал это о верности, – улыбнулся Анри.

– Разве верность и надежность это не про одно и то же? Забавно… Почему с тобой так легко, так просто? Мне порой кажется, что я знаю тебя уже целую вечность. Милый Анри, я всей душой желаю тебе счастья. Уверена, ты будешь везучее меня!

С этими словами Анна нежно коснулась руки Анри и уже в следующий миг выпорхнула из его комнаты, словно потревоженная голубка. «Быть везучее тебя? Это уже точно нет. Ох, любимая… Где же мне взять мудрость, чтобы исцелить твоё сердечко, показаться тебе не верным псом, а…» – Анри тяжело вздохнул и обратил взгляд к окну, – «И как же мне не нравятся все эти твои открытия! Почему же ты так долго молчала!?!»

Герцог в десятый раз перечитал послание, начертанное на большом белоснежном листе бумаги. Текст уже дословно запечатлелся в его памяти, но смысл всё ещё ускользал. Мешало оцепенение, охватившее Его Светлость при обнаружении этого письма. Так что появление праиэров и Глена он воспринял как спасение – теперь есть на ком сорвать раздражение и злость:

– Надо объяснять от кого это? Да, снова Ровиньоль! Я нашёл это у себя на подушке! Вы поняли?! На моей подушке!!!

– Это невозможно!.. – ошеломлённо выдохнул Ламороу, а лицо его при этом стало прямо-таки пунцовым, – Ваша комната всё время под наблюдением, люди дежурят и у двери, и на крыше…

– …и дымоход уже давно забит, – в тон ему закончил это перечисление герцог и тут же сорвался на крик, – Тогда как же это понимать?!!

– Думаю, ему помогает кто-то, кто может свободно перемещаться по дому, – это Фил решился сделать предположение вслух.

Его спокойный сдержанный тон подействовал на Его Светлость, как хорошее успокоительное, заметно охладил его пыл.

– Но вы говорите, что дверь всегда под надзором! – напомнил герцог.

– Верно! Фил верно сказал! – тут же взбодрился Ламороу, – Ваша Светлость, но ведь прислуга сюда входит для уборки… Позвольте нам во всём разобраться!

– А когда я вам запрещал?! Не пора ли отвечать?! – невольно огрызнулся герцог.

– Мы сейчас же допросим тех, кто стоял у вашей двери! Если вы позволите это сделать, всё прояснится очень быстро! – и Ламороу, казалось, верил в то, что говорил.

Что ж, Его Светлость сжалился:

– У вас час!

С тем герцог смерил слуг презрительным взглядом и стремительно вышел прочь.

Он знал своих праиэров. Им хватило несколько минут, чтобы выловить в доме всех тех, кто подходил к комнате герцога в последние четыре часа, ведь ровно столько прошло с момента, когда Его Светлость в последний раз наведывался в свою комнату. Так под удар попали двое – старшая горничная Жаклин Норьи, на свою беду, сегодня лично выполнившая уборку в этой части дома, и лакей маркиза, приходивший менять свечи в канделябрах. Как только Жаклин поняла, в чём её обвиняют, так тут же и упала Ламороу в ноги и залилась слезами, умоляя не возводить на неё напраслину. Кто знает, может быть, ей помог недавний инцидент, произошедший с Маги, ведь теперь Ламороу старался подальше держаться от женщин. Так или иначе, но отчаянные мольбы пожилой перепуганной горничной были услышаны, и её отпустили уже через несколько минут. А вот лакею досталось от души, и Виктор впервые увидел своих теперешних товарищей за работой.

Конечно же, тон всему задавал Ламороу, но Рон, да и остальные помогали, словно это было для них привычным развлечением. Запугивание словами и кулаками вылилось в настоящий спектакль, в котором роли распределились чётко. В то время как Рон стальными тисками держал беднягу лакея, Ламороу со зверской физиономией делал вокруг него круги, разминал руки и даже пару раз дал бедняге в челюсть, ну а Пит и Фил мастерски вели перекрестный допрос, и слова их порой были пострашнее кулаков Ламороу. Только Глену было позволено не вмешиваться, больше того, ему прямо дали понять, чтобы он не мешал. Бедняга лакей уже не чаял остаться в живых. Но, к его великому удивлению, праиэры отпустили его ещё до прихода герцога.

– Он не лжет, – заключил Ламороу, – А жаль. Остаётся Жаклин. Придётся ещё раз поговорить с этой дурой. Признавайтесь, насколько вы размокли? Фил? Рон?

– Не зарывайся, Лар! – сощурился Фил.

– Да и бесполезно это, – вкрадчиво заметил Пит, – Ты сам сказал, она добросовестная дура, и к ней крутые меры применять нелепо, пустая трата времени.

– Вытащить из-за корсажа листок бумаги много ума не надо! – возразил Рон.

– Но надо много смелости… – заметил Ламороу.