Самоидентификация западного человека под угрозой манипулирования сознанием

1. Самоидентификация как проблема

В прошлом году вышла в русском переводе книга Фила Джексона, современного английского автора, «Клубная культура»[796]. В заключительной главе этой книги я встретил размышления на тему, уже давно волнующую мировую философско-социологическую мысль, и близкую мне самому, – о самоидентификации западного человека, о трудностях таковой в условиях XX – начала XXI веков.

«Вопрос “Кто я, чёрт возьми, такой?” занимает в нашей культуре выдающееся место, – пишет Ф. Джексон. – Идея того, чтобы быть собой, быть непохожим на других, быть исключительным, играет невероятно большую роль в современной западной идеологии»[797].

Далее автор декларирует разрыв традиции в решении данной проблемы. Традиционно самоидентификация «фаустовского» человека осуществлялась на основе приверженности устоям, ценностям окружающей культурной среды, среди которых одно из главных мест занимала свобода – общегражданская и личная. Ныне же, утверждает теоретик клаббинга (особый термин, вводимый и интерпретируемый автором. – В. К.), обстоятельства радикально изменились. Культура и личная свобода вступили в противоречие, стали несовместимыми. «Современный капитализм завладел сферой знаков, сделав её своим домом. Ж. Бодрийяр утверждает, что современный капитализм – это семиотика, породившая избыток знаков, обеспечивающий основные метки, оповещающие о социальных различиях и идентифицирующие группы»[798]. Поэтому тот, кто идентифицирует себя посредством символов наличной культуры, попадает в ловушку. Подтверждая свою идентичность в качестве одного из носителей данной культуры, он перестаёт быть субъектом свободы.

Претерпела качественные изменения, считает Ф. Джексон, сама западная личность. Личность всё менее «даётся» человеку средой, обстоятельствами и всё более вырабатывается каждым самостоятельно на основе огромного разнообразия меняющихся факторов. Если личность «классическая», традиционная была устойчива, стабильна и целостна, то личность эпохи постмодерна – её прямая противоположность. «Формирование личности превращается в безостановочный творческий процесс, направленный на создание индивидуальной и социальной аутентичности. Создаваемые личности скорее неустойчивы, чем постоянны, так как они основаны на практиках, а не на знаках»[799].

Соответственно, преобразуется и самоидентификация личности. Она приобретает «совещательный» (по Ж.-Ф. Лиотару), «непрерывно реогранизующийся» характер[800].

Кое-что из изложенного выше подмечено, на мой взгляд, совершенно верно. Над кое-чем стоило бы всерьёз подумать, поразмыслить. Но есть в суждениях Ф. Джексона и нечто такое, с чем мне трудно согласиться. Это – подспудное представление автора о допостмодернистском периоде как о временах безмятежных и гармоничных, чуть ли не идиллических. «Самоидентификация не была проблемой. Конечно, люди были другими, но…»[801]. Эта фраза представляется мне слишком категоричной, не соответствующей истине. Самоидентификация и тогда была проблемой. Мыслители начала и середины XX века были так же озабочены ею, как и сегодня Ф. Джексон и его коллеги. Различие в том лишь, что предшественники согласовывали предлагаемые ими решения с реалиями своего времени. А также с теми проекциями в будущее, которые представлялись им наиболее вероятными (и опасными).

В подтверждение сказанного хочу обратиться к одному не то чтобы «забытому», но не слишком известному и цитируемому произведению Олдоса Хаксли – английского писателя, мыслителя и публициста.

Олдос Хаксли (1894–1963) приобрёл мировую известность как автор сатирического романа-антиутопии «О дивный новый мир» (Brave New World, 1932)[802]. Хатчинсоновский Словарь искусств так лапидарно излагает его содержание: «Научно-фантастический роман… рисует общество, где люди производятся в пробирках и неспособны к свободе из-за идеологической обработки и наркотиков»[803].

Роман этот получил в творчестве Хаксли своеобразное продолжение – в виде книги «Вновь посещённый прекрасный новый мир» (Brave New World Revisited, 1958). Она, её содержание является главным предметом моего интереса в настоящей статье. В 2000-м году этот научно-публицистический трактат Хаксли был переведён на русский язык (перевод – И. Сиренко) и издан под названием «“О дивный новый мир” – 27 лет спустя» (с приложением ряда сопутствующих материалов)[804].

В. П. Шестаков в одной, уже давней, своей статье, прослеживая творческую эволюцию Хаксли, высказал довольно пренебрежительную оценку «Вновь посещённого прекрасного нового мира», расценив эту книгу как свидетельство упадка, вырождения художественного таланта писателя, что якобы и подтолкнуло последнего заняться перепевом собственных старых «мелодий» на новый рационалистический лад. «Теперь он занялся рекламой собственных произведений, – писал В. П. Шестаков, – пытаясь, как во «Вновь посещённом прекрасном новом мире»… получить проценты с растраченного художественного капитала… Он стал перелицовывать свои прежние произведения, писать к ним политический комментарий и не чураться сомнительной славы «пророка катастрофы»»[805]. Такая оценка представляется несправедливой.

Тот факт, что новый труд написан автором в критически-рефлексивной, научно-теоретической форме, а не художественно-образной, никак не может служить «криминалом». О. Хаксли олицетворял собой тип художника-мыслителя, – кстати, не такой уж редкий в истории мировой культуры XX века. Образное и научно-философское мышление соединялись у него и дополняли друг друга. В пятитомной советской «Философской энциклопедии» этому писателю-футурологу, мастеру антиутопии была посвящена отдельная статья, – и, думаю, не случайно. Так не уместнее ли увидеть во «Вновь посещённом прекрасном новом мире» вместо признаков вырождения – естественное желание автора определить верность прогнозов, сделанных им почти три десятилетия назад, соотнеся их с новыми реалиями западной культуры?

Хаксли – убеждённый приверженец западной цивилизации. Он идентифицирует себя с её культурой, базовыми ценностями, отводя главные места среди них демократии, свободе, правам личности. В то же время, как реалистически мыслящий свидетель и участник исторического процесса, он не может не видеть опасную тенденцию сужения пространства свободы, реагируя на неё соответствующим образом. В этих изменяющихся – не в лучшую сторону – условиях самоидентификация западного человека, действительно, становится проблемой. Трактат О. Хаксли одно из честных тому свидетельств. В этом, думается, его несомненная ценность для современного читателя, размышляющего над теми же самыми проблемами, – теперь уже полвека спустя после «опыта» Хаксли.

2. Уроки и предостережения Олдоса Хаксли («"О дивный новый мир" – 27 лет спустя»)

Одной из стержневых в работе Хаксли является оппозиция «Восток – Запад». Да это и неудивительно для сочинения, написанного в самый разгар «холодной войны». Восток для него – воплощение тоталитаризма, Запад, естественно, – демократии. Писатель гордится своей принадлежностью к этому второму, лучшему миру. «Нам, на Западе, в высшей мере повезло, что нам был предоставлен такой великолепный шанс провести великий эксперимент по самоуправлению» (27), – пишет он. Неоднократно ссылается на важнейшие события из истории Англии, превратившие её в конце концов в образцовую демократическую страну Европы и мира. С неизменным пиететом отзывается автор об отцах-основателях США. Своё понимание сущности демократии и её современного состояния он сверяет с положениями Т. Джефферсона, обращаясь к его наследию вновь и вновь. Истины XVIII века, процитированные в середине ХХ-го, выглядят несколько старомодно, но в