«Специально ли оно сбросило крысу? Хотело сломать панцирь, как ракушку? Может, оно заманивает нас, чтобы отделить друг от друга? Спускается оно сейчас? Или побежало предупредить своих? Сколько у нас времени, пока они не нагрянут?»

– Животное, растение или минерал? – спросила Мойя у Персефоны, вернувшись в лагерь.

– Что? – спросил Мороз.

Мойя отдернула руку.

– Персефона кое-что видела, но говорить об этом отказывается.

– Так кто шумел? – спросила Брин.

– Крыса, – ответила Мойя. – Странная зверюшка в броне – боевая крыса.

– Мы называем их броненосцами, – поведал Потоп.

– У вас в языке все слова такие длинные? – спросила Мойя. – Обычная беседа растягивается на много часов.

– Ты же вроде не знаешь, что видела Сеф? – удивилась Брин.

Мойя покачала головой.

– Она заметила кое-что еще. Наверху над нами, на несколько уровней выше.

– Что там было? – спросила Брин.

– Понятия не имею. – Персефона заметила, что все еще сжимает клинок, и сунула его обратно в ножны. – Какое-то существо стояло на балконе прямо над боевой крысой и смотрело на меня. Сперва я его даже не разглядела – так, тонкая тень у перил.

– Бэлгрейглангреанин? – спросил Мороз.

– Нет. Не человек и не животное. У него были ярко-красные глаза. Случаем, не демон? Не Бэлгаргарат?

– Нет, – хором ответили гномы.

– Вы уверены?

– Увидев Бэлгаргарата, вы сразу его узнаете, – заверил Мороз.

– Мордочка у крысы была целая? – спросила Сури. Она сидела, скрестив ноги, у светящегося камня, словно в надежде согреться.

Все обернулись к девочке-мистику.

– Ну, ты и чудная! – воскликнул Мороз.

– Нет, она права, – сказала Персефона. – Такое чувство, будто кто-то сжевал мордочку боевой крысы.

– Значит, у вас здесь и рэйо водятся? – обратилась мистик к гномам.

– Рэйо? – спросил Мороз, потянув себя за бороду.

Сури подняла голову.

– Злобный дух, который способен вселиться в тело потерявшегося человека. Не знала, что ваш народ тоже становится их пищей.

– Что делают твои рэйо? – спросил Мороз.

– Много чего. Точно не знаю, но сперва съедают лица. И еще строят гнезда из костей и спят в них. Перед сном им непременно надо добавить к груде новую косточку.

– Значит, они плохие? – спросила Мойя.

Сури кивнула.

– У нас в Серповидном лесу завелся один рэйо на следующий год после Великого Голода. Тура с ним разобралась.

– Как? – Мойя садиться не стала и по-прежнему смотрела в ту сторону, откуда они с Персефоной только что вернулись.

– Заперла в дубовом дупле.

– Тут дубов нет, – сказала Брин.

– Их можно убить? – спросил Мороз.

– Наверное. Хотя, если вдуматься…

– Что? – не выдержала Мойя.

– Я всегда удивлялась, почему Тура предпочла запереть рэйо, а не убить. Она проверяла дерево каждый день – даже спустя многие годы. Как-то раз она постучала по стволу, и я услышала шипение!

– Эти твари опасны? – Мойя по-прежнему стояла с копьем и щитом наизготовку.

– Ты не слышала, что они едят лица людей?! – взвилась Брин. – Да, рэйо стоит бояться. Мэйв рассказывала, как они опустошали целые регионы. Рэйо пожирают всех, у кого есть лицо или мордочка, но особенно любят полакомиться людьми. Иногда приходится сниматься с места всей деревней, иначе погибнут все до единого.

– Сури, это правда? Неужели они действительно настолько опасны? – спросила Мойя.

Мистик пожала плечами.

– Никогда их не видела. Тура оставляла меня дома мыть ягоды, пока ходила по делу, как она выражалась. У нее были странные названия для всего: ходить по делу, будить солнце, звать дождь. Ничего общего с теми словами, в которые она их облекала. Вряд ли кому из вас хотелось бы знать, как она зовет дождь.

– Однако, – не унималась Мойя, – Тура была старухой, как наша Падера. Я вот к чему: насколько опасно существо, с которым может справиться старушка вроде Туры?

На миг лицо Сури озарилось, будто она перенеслась в другое место и время.

– Я видела, как эта старушка отогнала голодного медведя от оленя всего лишь парой яростных слов. Она могла утихомирить улей разозленных пчел или велеть муравьям убраться подальше от нашего пикника. Падера на такое способна? А вы? Тура почти всю жизнь прожила в лесу. До того дня я не видела на ней ни царапины. Она вернулась через несколько часов уставшая, плащ порван в клочья, на руке и на лице глубокие порезы. Выздоравливала она долгие месяцы, да и потом остались тонкие белые шрамы… Точно не знаю, ведь меня там не было. Судя по всему, эти рэйо очень опасны.

– Думаешь, он нападет? – спросила Персефона.

Сури пожала плечами.

– Рэйо нужно поесть, прежде чем лечь спать. Поэтому все зависит от того, насколько он сейчас голоден, и как часто встречаются тут боевые крысы.

Свой серый плащ Мовиндьюле спрятал на дне сундука. Он и сам не знал почему, ведь это была ничем не примечательная тряпка. Принц часто вспоминал о нем и наконец сдался: придвинул к двери стул, выудил плащ и надел. Портные из Инги и Флинна были так себе: стежки шли неровные и запутанные, материя самая дешевая… Просто ужасный плащ! И все же, накинув капюшон, Мовиндьюле вспомнил свой восторг в ту ночь, когда все ему аплодировали, а Макарета даже взяла его за руку.

Дверь задрожала, и сердце Мовиндьюле остановилось. «Попался! Вэсек и его секретные агенты пришли меня арестовать!»

– Мо? Что происходит? – раздался требовательный голос. Еще хуже, чем Вэсек, – пришел отец! – Мо, почему дверь не открывается?

Мовиндьюле сорвал с себя плащ, швырнул тряпку в сундук и опустил крышку, как раз когда отец ворвался в комнату. Вид у Лотиана был встревоженный.

– Почему здесь стул?

– Э-э, я поставил. Убрал с дороги на минуточку.

– Убрал с дороги? Он как раз на дороге! – Отец отодвинул стул, яростно сверкнув глазами, и закрыл за собой дверь.

Несмотря на смущение, Мовиндьюле сообразил, что произошло нечто из ряда вон. Отец никогда к нему не заходил. Принц даже припомнить не мог его последний визит. Уж точно не год назад, когда Мовиндьюле заболел и пролежал в постели целых две недели. К нему наведывался лишь седовласый целитель – такой встревоженный, что Мовиндьюле всерьез считал, что скоро умрет. Отец к недужному сыну не заглянул ни разу.