Вышел на кухню, потянулся за стеклянной банкой с кофейными зернами и замер. Сердце на миг перестало биться, а потом зарядило намного чаще. Почти как хлынувший дождь.

Снова непогода! Хотя в кругу семьи бури переносятся намного легче.

Тут огромная молния разорвала струи дождя, расколола мрак неба.

Я выронил банку, снова вспомнив тот день. Забыл собрать стекло и просыпавшиеся зерна. На плохо гнувшихся ногах подошел к окну. Коснулся ладонью стекла. Сейчас небо казалось ближе, настолько ближе, что я могу коснуться его рукой. Но холодные струи дождя больше не морозили тело. Но каждый ужасный росчерк молний будоражил душу и будил воспоминания.

Митико подошла внезапно, осторожно обняла меня со спины. Прижалась к плечу щекой.

— Как мы ее назовем? — тихо спросила она.

Сначала неожиданное рождение нашей негодяйки, чуть поспешившей, потом череда сложных пациентов и срочных операций… словом, как мне ни стыдно в этом признаваться, но об имени дочери я не сразу подумал. Но, впрочем, Митико этим вопросом отвлекла меня и от бури, что творилась снаружи, и от бури, что лютовала внутри.

— Мы назовем ее… — глухо произнес я, смотря на струи воды, стекавшие по стеклу, — Может… Юмэ?.. Как?..

Мне вспомнился тот миг, когда вчера жена обнимала малютку, а я стоял у двери и смотрел, не смея нарушать их нежное уединение и покой.

— Юмэ… — повторила жена, смакуя звучание на вкус, — Иероглиф «мечта», да?

— Да, — голос мой звучал хрипло.

Из-за новой молнии расколовшей мрачное небо. Как и тогда…

Но Митико засмеялась, разбивая мои мрачные мысли и воспоминания.

— Это отличная идея!

Осторожно выпустив меня, осторожно сдвинув ногой рассыпавшиеся зерна кофе и осколки, побежала в спальню. Нет, просто быстро пошла. Ей не терпелось поделиться с дочкой радостью. Еще бы, сам папа придумал ей имя! Выбрал-таки время.

Смутившись, я пошел искать, чем бы мусор смести. Так, готово. Успел. Она ноги теперь не поранит. Ах, да, стекло и кофейные зерна надо выкидывать раздельно. Где тут у Митико мешки для органических расходов и стекла?.. Или осколки с целыми стеклянными вещами нельзя?.. Надо бы уточнить.

— Юмэ, а вот и наш папа! — послышалось сзади.

И я смущенно замер с совком.

— Юмэ-тян, папа сам выбрал тебе имя! Папа у нас такой заботливый! Ох, да я сама!

Торопливо заслонил собой мешки для мусора.

— Не мужское это дело! — возмутилась жена.

— А вдруг тебе еще больно наклоняться?!

Она замерла. Но, судя по смущенной улыбке, я правильно сказал. Хотя бы моя забота ей будет приятна.

— В этот день с громом и молниями наша малышка получила имя… ой, а буря-то уже успокоилась!

Я повернулся к окну и растерянно застыл.

Буря закончилась. Утихли молнии и гром. Сильный ветер разносил по чистому голубому небу обрывки слегка серых облаков. Буря закончилась… осталось только чистое ясное небо.

Митико опять зашептала что-то ласковое Юмэ.

Юмэ… мечта, которая исполнилась.

Когда я посмотрел на дочку, она неожиданно повернула свою маленькую голову и посмотрела на меня. Именно на меня! Когда увидел ее большие глаза, в моем сердце воцарилась безмятежность. Прежде я только с двумя бывал так спокоен: с Митико и Камомэ.

Камомэ… девочка, чье имя записывалось иероглифом «чайка»… То есть, этого хотел я.

Камомэ… в то утро, когда я увидел мертвую чайку, я вспомнил тебя. Я даже не смог выкинуть ту птицу. Не смог отдать то тело другим. Только закопал в своем саду. Но для тебя… я…

— Мой замечательный муж всегда исполняет свои обещания! — жена безмятежно улыбнулась мне, — Теперь-то я, мой любимый муж и наше дитя сможем вместе гулять в парке.

Резко отвернулся от нее, стал смотреть в окно. Голос мой дрожал, когда произнес:

— Нет, одно обещание я не смог выполнить.

— Я уверена, что случилось что-то серьезное — и это помешало тебе. Ты всегда выполняешь, что обещал, — ласково сказала жена.

Теперь небо над пригородом Токио было голубое-голубое. Но я по-прежнему вспоминал другой день, смотря на него. Сложный день. Тяжелый. Полный мучительной боли. Ту молнию, расколовшую небо и мою жизнь пополам.

Запоздало признался:

— Тогда мне помешали сложные обстоятельства. Но мое сердце до сих пор болит.

— Ты из-за той девушки захотел стать врачом?

Резко развернулся и посмотрел на жену.

— Разве я говорил, что выбрал путь врача из-за какой-то девушки?

— Ох, прости! — она смутилась, — Я слишком много болтаю.

Вздохнул. Устало попросил:

— Не извиняйся.

В конце концов, жена тут не при чем. Ее тогда и близко около меня не было. А еще у нее на руках притихла и внимательно смотрит на меня наша дочка. Наша драгоценная, долгожданная Юмэ. Сбывшаяся мечта.

Я почему-то пристально взглянул в серьезные глаза Юмэ. Ее глаза… сегодня они мне неожиданно напомнили ее. Серьезный взгляд Камомэ…

Вздохнул. И признался:

— Ты угадала, Митико. Я из-за одной девушки захотел стать врачом.

Отвернувшись, снова стал смотреть на отмытое и посветлевшее небо.

Сколько-то выждав, супруга грустно спросила:

— Та девушка… она умерла из-за болезни? Ох, прости, у меня уши как у зайца!

Улыбнулся, стоя к ней спиной. Серьезно сказал:

— Просто ты женщина.

Долго смотрел на изменившееся небо. Митико молча ждала. Да и дочка как-то притихла. Уснула, наверное. Или разглядывает кухню своими большими серьезными глазами.

Наконец я признался:

— Да, Камомэ умерла из-за болезни. Мне было очень больно и страшно, когда узнал. Но я в тот день подумал, что если я сам стану врачом, то смогу спасти других детей из бедных семей.

Повернувшись, увидел растерянность на лице жены. И серьезный, испытующий взгляд Юмэ, сосредоточенно сосавшей большой палец.

— Митико, ты… ты об этом не думала? Разве это не могло быть причиной?

— Конечно, мне было интересно, почему приглянувшийся мне парень захотел стать именно врачом. Тем более, первым врачом в семье, — улыбнулась жена.

Присела на стул, продолжая обнимать Юмэ. Видимо, устала.

Я пошел искать запасы молотого кофе. Сам заварил.

Смотря, как я вожусь с чайником и чашкой, Митико тихо добавила:

— К тому же, ты перед свадьбой признался, что в детстве был тяжело болен, — нахмурилась, — Мог и не выжить.

Я присел напротив. Немного подумав, передвинул стул и сел рядом к ней.