Пробовали сами Карлики волшебный мёд или не пробовали, никтотеперь не узнает. Но если и пробовали, не пошёл он им на пользу. Злые делаютсятолько хуже, когда им достаются знания. Спустя малое время Карлики пригласили ксебе одного Великана вместе с женой и убили обоих. Так трижды были попранызаконы гостеприимства, но тут подоспело злодеям и наказание. Разыскал Фьялара сГаларом безжалостный мститель – сын погибшего Великана. Звали его Суттунг.

Он схватил обоих и посадил на скалу, что во время приливапогружается в море.

– Пощади нас!.. – взмолились Карлики, видя, какжутко и медленно подползает вода. – Мы дадим тебе выкуп!.. Щедрый выкуп! Иза мать, и за отца!..

– Не хочу ничего слышать, – рычал с берегаСуттунг. – Тоните, предатели!

Но вода знай себе поднималась, и, когда дошла до горлаубийцам, с плачем посулили они самое дорогое, что имели, – бесценный мёд.Тут Суттунг смягчился и снял Карликов с камня. Увёз мёд к себе и укрыл внеприступных горах, что звались Хнитбьёрг – Сталкивающиеся скалы. Иногдаговорят, эти горы были когда-то облаками, но потом опустились наземь иокаменели. Суттунг поставил котёл и две чаши с мёдом в самой глубокой пещере, асторожить посадил свою дочь Гуннлёд, ибо понял, каким сокровищем завладел.

Так оказались под спудом мудрость и вдохновение, такпревратились они в мёртвую драгоценность, из-за которой сражаются и убивают…

Высмотрел это Один с чудесного престола Хлидскьяльв. И решилвернуть Богам мёд, побывавший у Карликов и у Великанов: ведь это был тот самыйнапиток, что когда-то поднёс ему, воскресшему, дед Бёльторн. Сказано – сделано.Отправился Вождь Богов в путь и пришёл на луг, где девять рабов косили сено. Онсказал:

– Что-то медленно идёт у вас дело, косы, знать,затупились. Хотите, наточу?

– Хотим, – обрадовались рабы. Тогда Один вынулиз-за пояса точило и навострил косы, как обещал. И так славно пошла тут работа,что косцам захотелось непременно купить у незнакомца точило. Каждый принялсяпросить его для себя:

– Мне!

– Нет, мне!

– Я первым сказал!..

Тогда Один кинул точило в воздух и усмехнулся:

– Ловите, жадные, кому повезёт.

Рабы кинулись ловить, и в спешке все девять полоснули другдруга косами по шее. Остались они лежать мёртвыми на зелёном лугу, а Одина стех пор стали звать Обманщиком и Сеятелем Раздоров.

Один заночевал у Великана-Турса по имени Бауги, которомуСуттунг доводился родным братом. Вечером хозяин и гость разговорились за пивом.

– Рабы у меня погибли, – посетовал Бауги. –Передрались. Видно, стоять моему лугу нескошенным: маловато в Иотунхейме добрыхработников… А жалко, такой хороший лужок!

Один, конечно, не стал говорить ему, что это он своимволшебным точилом раздразнил жадность рабов.

– Я прозываюсь Бёльверком – Злодеем, – сказал онТурсу. – Что ты дашь мне в награду, если я целое лето проработаю у тебявместо тех девятерых? Не заплатишь ли ты мне глотком чудесного мёда, которым, яслышал, владеет твой воинственный брат?

– Брат мой один завладел им и сам решает, кого угощать,а кого нет, и скуп он изрядно, – сказал тогда Бауги. – Но вот тебемоё слово: дойдёт дело до платы, пойдём вместе к Суттунгу, я уж его уговорю.

На том порешили, и, верно, думалось Бауги, что держать словопридётся не скоро. Бёльверк всё лето работал у Великана, и никто не сказал бы,что он делал меньше в одиночку, чем девять рабов. Насушил хозяйским коровам навсю зиму доброго сена. Но вот наступила зима, и он потребовал платы. Баугипошёл к Суттунгу, как обещал, но тот наотрез отказался налить даже капелькумёда:

– Сам договаривался, сам и плати.

Тогда Бёльверк сказал Бауги:

– Надо попробовать, не удастся ли получить мёдкакой-нибудь хитростью.

Вот когда пожалел Великан, что себе на голову взял подобногоработника, но сказанного не воротишь – пришлось помогать. Вместе взобрались оник Сталкивающимся скалам… Не было туда хода, кроме Суттунга, никому – вмиграздавят. Но хитроумный Бёльверк вынул бурав:

– Попробуй, Бауги, не одолеет ли камень железо.

Принялся Бауги сверлить и вскоре сказал:

– Готово… Не пойму только, как ты пролезешь?

Но Бёльверк молча дунул в отверстие, и полетела каменнаякрошка ему в лицо. Тут он понял, что задумал злой Турс его провести. Сновавелел он буравить скалу, и когда подул во второй раз – полетели крошкивовнутрь. Мигом обернулся Бёльверк змеёй и юркнул в дыру. Бауги ткнул вследбуравом, но не достал. Выползла змея в пещеру внутри скалы – и опять сталаОдином.

Там над чашами с мёдом сидела Гуннлёд, дочь Великана. Была она,как и большинство Великанш, неуклюжа и некрасива, но мечтала, сидя в тёмнойпещере, подобно всем девушкам – о любви. Принял Один обличье красивого юноши,мягкими шагами приблизился к Гуннлёд…

– Ты кто? – испуганно вскрикнула Великанша. –Не пришёл ли ты похитить наш мёд?..

Говорят, Один ничего не ответил ей, лишь улыбнулся. Но так,что Гуннлёд показалось – солнце заглянуло в угрюмое подземелье. И, верно,немного заклятий пришлось ему спеть ей на ушко, чтобы растаяло девичье сердце,чтобы забыла она о строгом наказе отца… но уж этого в точности не знает никто.Три ночи гостил у неё Один, и на прощание она сама попотчевала его мёдом,позволила испить три полных глотка.

Сделал Вождь Богов три глотка и осушил все три сосуда –котёл и две чаши. Превратился в орла и взвился в небо, а Гуннлёд одной рукоймахала ему вслед, а другой утирала бегущие слёзы, и была в этот миг сущейкрасавицей – неуклюжая Великанша, встретившая любовь.

Но надо же было случиться, чтобы как раз в это время шёл кскалам Хнитбьёрг сам хозяин чудесного мёда. Увидал он орла – и, как ни глупыВеликаны, смекнул: знать, добрался к его сокровищу Бёльверк-работник. ОбернулсяСуттунг огромным орлом и кинулся в погоню.

Одину тяжело было лететь с полным ртом мёда, и у самых стенАсгарда Суттунг едва его не настиг. Хорошо ещё, Асы успели поставить во дворечашу, и Один выплюнул в неё мёд. Позже он отдал его Асам и скальдам – Людям,которые слагают стихи. Их ещё называют «вкусившими мёда». Но часть напитка онвторопях всё-таки проглотил, и она вышла наземь из-под хвоста. Говорят, этотмёд достался бездарным поэтам…

А что было дальше с Гуннлёд? Кое-кто полагает, Один взял еёв Асгард, сделал своей младшей женой. Но другим кажется, что это не так. Сам онвспоминал Гуннлёд с виноватой и задумчивой грустью:

– Плохо отдарил я деву за нежность, за чистое сердце…

И вот что ещё прибавило Всеотцу седины и горьких складок налбу: добывая мёд мудрости, он прибегнул к неправде. Трудно было без неёобойтись, но обман никому не прощается – ни на Небе, ни на Земле…