Он остановился, чтобы перевести дух.

— Я… хотел сказать тебе, что мне жаль. И попрощаться с тобой как полагается. Я бы не стал просить тебя остаться до конца, но… может, ты побудешь со мной… самую малость?

Его правая рука была плотно прижата к матрасу. Заметно было, что он изо всех сил старается, чтобы ни в голосе, ни во взгляде не проскользнули нотки мольбы, превращая его слова в обычную просьбу, в которой может быть отказано.

Осторожно, чтобы не потревожить рану, я присела на кровать рядом с ним. Свет очага освещал одну сторону его лица, посверкивая на золотисто–рыжей щетине бородки, выхватывая там и сям маленькие проблески серебра, оставляя другую сторону лица в тени. Он встретился со мной взглядом, не моргая. Мне хотелось надеяться, что желание, так хорошо читаемое на его лице, не столь заметно на моем собственном.

Я осторожно погладила его по щеке, ощутив колючую щетину.

— Побыть я, конечно, побуду. Но имей в виду: ты не умрешь.

Джейми поднял одну бровь.

— Ты исцелила меня от одной страшной лихорадки, прибегнув к тому, что мне и по сию пору кажется колдовством. Следующую мою лихорадку переборола Дженни, главным образом благодаря простому упорству. Не исключаю, что такие женщины, как ты и она, способны вытянуть меня и на сей раз, хотя не уверен, что так уж хочу проходить через это испытание. Лучше уж мне умереть, и дело с концом, если ты не против.

— Неблагодарный, — сказала я. — Трус.

Раздираемая досадой и нежностью, я встала и сунула руку в глубокий карман юбки. Там находился один предмет, с которым я никогда не расставалась, зная о превратностях путешествия.

Я положила на стол маленький плоский контейнер и открыла его.

— Сколь бы сильным ни было искушение, — сообщила я Джейми, — умереть тебе на сей раз не удастся. Не позволю, и все.

На стол с легким клацаньем лег извлеченный из контейнера сверток из серой фланели, а когда он был развернут, взору предстал поблескивающий набор шприцов. Рядом, в контейнере, я нашарила маленькую склянку с таблетками пенициллина.

— Что это, во имя Господа, такое? — спросил Джейми, с интересом глядя на шприцы. — Эти штуковины кажутся чертовски острыми.

Я промолчала, занявшись растворением пенициллиновых таблеток в склянке со стерильной водой: выбрала стеклянную емкость, вставила иглу и проткнула резиновую пленку, затягивавшую срез. Подняв шприц на свет, я медленно оттянула назад поршень, наблюдая, как густая белая жидкость заполняет полость шприца, и следя, чтобы внутрь не попали воздушные пузырьки. Набрав лекарство, я слегка нажала на поршень, выдавив из кончика иглы капельку жидкости.

— Перевернись на здоровый бок, — велела я, повернувшись к Джейми, — и подними рубашку.

Он посмотрел на иглу в моей руке с явным подозрением, но нехотя подчинился. Я с одобрением оглядела поле деятельности.

— Твоя попа не сильно не изменилась за двадцать лет, — заметила я, восхитившись мускулистыми изгибами.

— Как и твоя, — любезно ответил он, — но я не настаиваю, чтобы ты ее обнажала. А что, на тебя накатил неожиданный приступ вожделения?

— Ну, не прямо сейчас, — бесстрастно ответила я, протирая участок кожи тряпочкой, намоченной в бренди.

— Бренди что надо, спору нет, — проворчал Джейми, глядя через плечо, — но я больше привык употреблять его с другого конца.

— Это лучшее спиртовое средство, какое есть под рукой. Не двигайся и расслабься.

Я ловко вколола иглу и, нажав на поршень, медленно ввела лекарство. Джейми ойкнул и потер уколотое место.

— Ничего страшного, пощиплет и пройдет, — утешила его я и плеснула в чашку на дюйм бренди. — Вот теперь можешь и выпить, но только капельку.

Он осушил чашку без возражений, проследил взглядом за тем, как я заворачиваю набор шприцов, и сказал:

— Я–то думал, что ваша сестра ведьма, когда колдует, тычет булавки в восковых кукол, а оказывается, их можно втыкать и в живых людей.

— Это не булавка, это шприц для подкожных инъекций.

— Ну да, колдовской инструмент, конечно, колдовским словом и называется, но по ощущениям было похоже, как если бы мне вбили в ягодицу гвоздь. Кстати, не будешь ли ты любезна объяснить, каким образом, тыча булавками мне в задницу, ты рассчитываешь помочь моей руке?

Прежде чем ответить, я сделала глубокий вздох.

— Помнишь, я как–то рассказывала тебе о микробах?

Судя по взгляду, он ничего не помнил.

— О таких мелких тварях, настолько крохотных, что их даже не видно, — напомнила я. — Они могут попасть в твое тело с плохой пищей, грязной водой или через открытую рану, и если это случается, то они могут вызвать у тебя болезнь.

Он уставился на меня с интересом.

— Ты хочешь сказать, что в мою руку залезли эти самые микробы? Точно тебе говорю, их там чертова прорва!

Я пощелкала пальцем по маленькой плоской коробочке.

— Лекарство, которое я только что ввела в твою задницу, убивает микробов. Я буду делать уколы каждые четыре часа до этого же времени завтрашнего дня, а потом посмотрим, как у тебя дела.

Я умолкла. Джейми смотрел на меня, качая головой.

— Ты понял? — спросила я. Он медленно кивнул.

— Понял. Мне следовало не мешать им и позволить сжечь тебя двадцать лет назад.

ЧТО ЕСТЬ В ИМЕНИ

Сделав укол, я уложила Джейми поудобнее, а сама села рядом, позволив ему держать меня за руку. Вскоре он уснул и, расслабившись во сне, выпустил мои пальцы.

У его постели я и провела весь остаток ночи, порой впадая в дрему, но пробуждаясь по тем внутренним часам, которые есть у всех врачей, приноравливающихся к специфическому ритму смены дежурств. Еще два укола, последний на рассвете, когда жар уже заметно спал. Конечно, температура еще оставалась высокой, кожа горячей, но лихорадка его уже не изводила. Ему полегчало, это явствовало хотя бы из того, что на последний укол он отреагировал лишь слабым бурчанием и уснул, тихо ругнувшись, когда ненароком потревожил руку.

— Чертовым микробам восемнадцатого столетия не устоять перед пенициллином, — сообщила я спящему. — Никакого сопротивления. Даже будь у тебя сифилис, мы бы и его извели!

«И что потом?» — задумалась я, когда потащилась на кухню за горячим чаем.

Странная женщина, то ли кухарка, то ли горничная, разводила огонь в печи, чтобы испечь хлеб: тесто для него уже поднялось. Увидев меня, она, похоже, не удивилась: освободила небольшое пространство, где я могла бы сесть, принесла мне чай и свежие крендели и, пожелав доброго утра, вернулась к своей работе.

Очевидно, Дженни сообщила прислуге о моем присутствии. Но примирилась ли она сама с этим фактом? У меня на сей счет имелись сомнения: Дженни явно хотела, чтобы я убралась, и вовсе не обрадовалась моему возвращению. Ну что ж, если я решу остаться, мне предстоит получить некоторые разъяснения насчет Лаогеры как от Джейми, так и от его сестры. А я уже решила остаться.