По еще одному коридору с белым ковровым покрытием, стенами из матового алюминия и мягко светящимся потолком она дошла до дверей, на которых было написано «Студия Б». ЭмДжей вошла внутрь.

Звукоизоляция здесь была очень хорошей. Только открыв дверь она услышала доносящиеся изнутри вопли: «И как, черт побери, я должен снимать эту рекламу без теплого тела, на которое можно нанести помаду?»

Здесь царил настоящий хаос. Прожекторы освещали неудобный маленький стульчик, на котором должна была сидеть модель. Лампы мощностью в тысячи ватт оказывались всего в нескольких десятках сантиметров от ее идеальной кожи. Три огромные широкоугольные кинокамеры, использовавшиеся для подобных съемок, без дела лежали возле стула. Вокруг суетились люди. По комнате, словно зверь в клетке, метался и что-то кричал режиссер. Несколько человек стояли в сторонке, не принимая участия во всеобщем безумии.

ЭмДжей уже бывала на подобных съемках, и они давно перестали ее напрягать. Она спокойно шагнула в водоворот хаоса. Спустя несколько секунд взгляд обезумевшего режиссера остановился на ней. Он почти кричал:

– Кто вас сюда впустил?!

– Лаланде Джоэл предложила мне зайти, – холодно произнесла она, протягивая визитку. – Я так понимаю, вам нужны губы.

Возможно, ей стоило бы получше подобрать слова, поскольку Делано-режиссер был самым бледным, тонкогубым и худым человеком, которого она когда-либо встречала. Он выглядел словно двумерная форма жизни, впервые пробующая третье измерение и размышляющая, не вернуть ли его обратно в магазин. Но режиссер ничего не заметил. Делано подошел к ЭмДжей и уставился на ее губы так, словно впервые в жизни увидел эту часть тела.

«Сейчас он попросит меня показать зубы», – подумала ЭмДжей.

– Открой, пожалуйста, – велел Делано Родригес.

ЭмДжей открыла рот.

– Хмм, – сказал он. – Неплохо. Это бессловесная роль. Пять сотен.

– Пятнадцать, – возразила ЭмДжей, гадая, какого размера мозг у этого человека. Неужели он не понял, что Лаланде рассказала ей, сколько она должна была получить?

– Не за полдня.

– Да, – настойчиво повторила ЭмДжей, поражаясь собственному безрассудству. – За полдня.

«Все эти люди просто бесцельно торчат здесь, а доллары сгорают…»

– Договорились. Садись туда.

– Сперва подпишем контракт.

Режиссер поорал еще немного, но она была непреклонна, так что через несколько минут нарисовался менеджер и вручил ей шаблон контракта. Там не было никаких неожиданных оговорок об отказе от обязательств. ЭмДжей удостоверилась, что все суммы указаны правильно, и подписала контракт следом за режиссером. Там был указан «один рабочий день», что в деловом языке означало «с девяти до пяти» или «часть времени внутри этого интервала».

Следующие несколько часов были… редкостными. В этом Лаланде не ошиблась. Мэри Джейн пришлось снова привыкать к тому, что в перерывах между дублями макияж наносится и снимается, наносится и снимается. Раз за разом, сто раз подряд. Затем наносится слой увлажняющего крема, пауза, чтобы губы смогли немного восстановиться, и все заново.

Все время съемок Делано крутился рядом и безостановочно кричал. ЭмДжей даже не представляла, что кто-то способен делать это так долго. Он кричал на светотехников, операторов, ассистентов и сценаристов, и даже на стажера из гильдии режиссеров. Но больше всего он кричал на ЭмДжей и визажистов. Карандаш для губ был нанесен то слишком толсто, то слишком тонко, освещение было неправильным, оттенок помады нужно было скорректировать, оттенок кожи был слишком плохим… Последнее обвинение Делано выдвинул ЭмДжей, словно она могла что-то с этим поделать. Поры у нее на лице были слишком большими, она не могла сидеть ровно, ее губы не выглядели достаточно влажными, ее язык был слишком красным…

Все это время ЭмДжей задавалась лишь одним вопросом: «А нужна ли мне эта работа?» Затем она вспомнила о счете на четыре с половиной тысячи долларов и решила, что да, нужна. Так что она замирала и сидела неподвижно, по сто раз открывала и закрывала рот по первому требованию, пока ей раз за разом сначала красили губы, а затем стирали помаду. В воздухе витал запах косметики: тонизирующего лосьона, увлажняющего крема и губной помады, тающей под светом прожекторов. А от порошка ей хотелось чихать.

Время тянулось невыносимо медленно. ЭмДжей размышляла, не оглохнет ли она от этого постоянного ора. Те, кто не принимал активного участия в съемках, старались проводить время вне комнаты, оставляя большую часть оскорблений на долю ЭмДжей и несчастной девушки-сценаристки. «Честно говоря, – подумала она в районе половины пятого, – это очень плохо, но не так плохо, как прийти домой и найти ждущего тебя Венома. Вот что по-настоящему плохо».

Крик не затихал, пока они снимали, как «невидимая рука» наносит помаду на слегка припухшую нижнюю губу ЭмДжей. Девушка старалась оставаться неподвижной, зачарованная разворачивающейся у нее в сознании сценой встречи Венома с режиссером. «Хотите покричать? – представила она свои слова. – Вот. Сейчас вам будет о чем покричать…»

– Ты меня не слушаешь? – заорал Делано практически ей в ухо. – Тогда почему не обращаешь внимания? Если ты не придешь в себя, я вышвырну тебя отсюда.

ЭмДжей открыла один глаз и поглядела на Делано. Кое-кто из стоящих поблизости гримеров заметил ее движение и заинтересованно наблюдал за ней. «Из твоих уст это звучит так заманчиво», – подумала она. Но пока что промолчала. Затем ее взгляд переключился на висящие на противоположной стене комнаты часы.

Без двух минут пять.

Делано продолжал орать прямо ей в лицо. ЭмДжей мысленно отключила звук. Теперь до нее доносились лишь периодические отрывки.

«Минута сорок», – подумала она.

– …бесполезная рыжая дура…

«Минута двадцать».

– …мозги как у утки…

«Сорок пять секунд».

– …вышвырну тебя на улицу, словно…

«Тридцать».

– …трата моего драгоценного времени…

«Одиннадцать. Десять. Девять».

– …почему бы мне просто не пойти в «Блумингдейл» и не нанять манекен…

«Три. Две. Одна».

Как только секундная стрелка достигла двенадцати, ЭмДжей вскочила с кресла, едва не сбив с ног Делано. Он отшатнулся, сделал шаг назад, споткнулся о прожектор, покачнулся, и на секунду ЭмДжей от души пожелала, чтобы он упал. Но режиссер устоял на ногах.

– Глупый человечек, – ласково произнесла она. – мерзкий, высокомерный, глупый человечек. У тебя таланта не хватит, чтобы траву на лужайке выращивать. У тебя мозгов как у умственно отсталого бильярдного шара. И знаешь, что… ты – дешевка. Держу пари, ты готов пройти несколько миль по снегу ради возможности отобрать монетку у сиротки. – Она набирала обороты. – Ты – легенда только в своем собственном сознании, Делано. Готова поспорить, ты о себе очень высокого мнения. Что заставляет тебя думать, что ты имеешь право вот так вот оскорблять всех этих людей? Ты – ничтожество. Ты едва ли знаешь, в какой конец камеры смотреть. Если бы я увидела, как тебя грабят на улице, я бы предложила бандитам подержать их куртки и подбадривала бы их. Если бы я увидела, как ты тонешь, я бы кинула в тебя якорь. – Краем глаза она заметила, как рот Делано беззвучно открывается и закрывается. Он стал похож на камбалу. – Ты похож на камбалу. – Крикнула она во все горло, не желая упускать удачное сравнение. Затем остановилась. – Я уже называла тебя рыбомордым придурком?